Поезд из Венеции

— Но ты мог ее увидеть, выходя из конторы.

— Ты полагаешь, что она ждет его на тротуаре, как мамаша своих детей у школы?

— Нет, но когда вы идете с ним выпить аперитив…

Сигнал тревоги сработал.

— С чего это ты взяла?

Кальмар старался выиграть время, собраться с мыслями.

— А разве по дороге домой ты иной раз не заглядываешь куда-нибудь выпить?

Несомненно, она учуяла запах. И в самом деле, всякий раз, когда Жюстен отправлялся читать «Трибьюн де Лозанн», он пил аперитив.

— Изредка случается, но не обязательно в компании с Бобом…

Не нужно было называть общих знакомых, которых она часто встречала. Правда, иногда они проводили вечер с Бобом, но не часто, и лишнего наговаривать не стоит.

«Я на вас сержусь, Боб. Вы развращаете моего мужа…»

(Само собой разумеется, с тех пор, как она вышла замуж за Кальмара, она уже не говорила Бобу «ты».)

«Я, Доминика?»

(Прожив с ней два-три месяца, Боб, конечно, не называл ее «мадам».)

«Ну конечно, вы каждый день вместе пьете аперитив…»

Опасно! Теперь все становилось опасным, даже запах спиртного!

— Ты забыла, что в кабинете у Шаллана есть бар и в те дни, когда у него хорошее настроение, он угощает нас вместо клиентов…

— Видно, у него последнее время часто бывает хорошее настроение. Должно быть, отпуск принес ему больше пользы, чем тебе… Кстати, где он отдыхал?

— В Сен-Валери-ан-Ко. Там у него маленькая яхта, и он проводит бо́льшую часть времени в море.

— Вместе с женой?

— Этого он мне не говорил…

— Я успею прокатиться верхом до завтрака, папа?

— Да, дорогая…

Еще немного потерпеть — и он сможет пойти спать в какой-нибудь комнате над рестораном. И на том спасибо.

II

Прошло несколько тоскливых, мучительных недель. Иногда на работе или дома за столом Кальмар вдруг чувствовал, как его прошибает холодный пот, как напрягаются нервы, как внезапно перехватывает дыхание. В эти минуты любой направленный на него взгляд казался ему невыносимым.

Мало-помалу ему удалось себя убедить, что деньги перешли в его собственность, что получил он их на законном основании и было бы несправедливо, чудовищно глупо не воспользоваться ими. Ну почему бы не купить себе какой-нибудь вещицы, о которой он мечтал годами, или не сделать подарка жене и детям?

А иногда он даже начинал волноваться: не исчезли ли деньги из чемоданчика.

Ключ от автомата, который он менял каждые пять дней, перенося чемоданчик с вокзала на вокзал, лежал у него в кармане, и он вечно опасался, как бы Доминика не спросила, от чего этот ключ.

Поскольку по истечении установленного срока служитель должен открыть автомат и отнести содержимое в камеру хранения, значит у него есть дубликат ключа. Разве не мог какой-нибудь служащий, встречавший Жюстена в своем отсеке и видевший, как он отпирает гнездо, поинтересоваться…

Едва ли. Не может этого быть, но после того, что произошло в Лозанне, Кальмар готов был поверить самому нелепому предположению.

Он не мечтал о богатстве. Ему и в голову не приходило что-нибудь изменить в своей жизни, оставить службу у месье Боделена, снять другую квартиру, отправиться бездельничать на Лазурный Берег или купить дом в деревне.

Если бы он и отказался от привычного распорядка жизни, вырвался из привычной обстановки, то почувствовал бы себя выбитым из колеи.

Ему хотелось только одного: удовлетворить самые скромные свои желания, самые скромные, с детства питаемые мечты. Например, купить себе такой перочинный ножик, какой он видел когда-то еще школьником в лавочке у папаши Каша, оружейника из Жиена. Или время от времени делать небольшие подарки жене, детям.

По воскресеньям — если семейство Кальмара не ехало в Пуасси, они отправлялись на прогулку посмотреть на витрины и, затерявшись в толпе, бродили по Елисейским Полям, авеню Матиньон или улице Фобур-Сент-Онорэ.

— Смотри, папа…

Какая-то безделушка в несколько франков, тем не менее мать тащит девочку дальше…

— На что она тебе? Если покупать все, что тебе захочется…

А разве у самой Доминики не загорались глаза при виде какой-нибудь сумочки или шелкового платка в витрине «Гермеса» или в другом магазине?

Как раз такие мелочи и доставили бы им самое большое удовольствие, и он с наслаждением бы покупал их — без долгих споров, без мучительных колебаний, предшествовавших каждой покупке. Войти в магазин. Выбрать, что тебе хочется, не спрашивая о цене…

Все чаще он вспоминал грабителей из Бостона и в конце концов стал ими восхищаться, считая, что их несправедливо посадили за решетку по меньшей мере на пятнадцать лет, тогда как они не притронулись ни к одному банкноту, не доставили себе ни малейшего удовольствия и никогда уже не смогут это сделать.

А тот бедняга, их сообщник, который не удержался и, потеряв голову, предал их за неделю до истечения срока давности. Уж очень велик был соблазн почувствовать себя богатым человеком…

Но в октябре и у Жюстена не хватило выдержки. Он отправился во второй или в третий раз на вокзал Сен-Лазар, прошел со своим чемоданчиком в туалет и, запершись, открыл его как бы для того, чтобы удостовериться, не положил ли кто вместо его богатства старые газеты.