Поезд из Венеции

«Подхожу к трагической ночи и…»

Лурса почувствовал неодолимую жажду. Он приподнялся, протянул руку жестом школьника, просящегося по малой нужде, и прогремел:

— Предлагаю сделать перерыв…

Конец его фразы заглушили шаги, грохот стульев и скамеек.

III

После перерыва каждый не без удовольствия вернулся на уже обжитое место. Публика переглядывалась. Люди кивали друг другу вежливо или заговорщически лукаво, а председатель Никэ был непомерно горд тем, что за такой рекордно короткий срок в зале успели воздвигнуть монументальную печь и даже вывели в окно трубу. Правда, печка немного дымила, но можно считать, что дымит она потому, что ее только что разожгли.

Словом, каждый устраивался с комфортом, врастал в процесс.

— Если защита не возражает, мы решили первым выслушать свидетеля Детриво, так как ему надо немедленно возвращаться в полк…

Детриво пробирался на свидетельское место, на каждом шагу прося прощения у тех, кого он потревожил; людей набралось множество, и адвокаты стояли во всех проходах.

Председатель был явно доволен и раскрывал рот еще шире, еще страшнее, чем обычно. Он оглядел присяжных, своих помощников, прокурора на прокурорском месте с таким видом, будто перед ним сидели его самые лучшие друзья, и, казалось, всем своим видом говорил: «Признайтесь, что все идет неплохо! Особенно с тех пор, когда поставили печку…»

А вслух он произнес отеческим тоном, обращаясь к Детриво:

— Не робейте, приблизьтесь…

В суконных штанах защитного цвета могли бы поместиться три таких зада, как у бывшего банковского служащего, а ремень, затянутый слишком высоко, заминал гимнастерку глубокими складками и перерезал талию так, что молодой человек походил на детскую игрушку «дьяболо».

— Повернитесь к господам присяжным… Вы не родственник подсудимого, не состоите у него в услужении? Поклянитесь говорить правду, одну только правду… Подымите правую руку…

Лурса невольно улыбнулся. Он глядел на Эмиля Маню, а тот, не замечая, что за ним наблюдают, буквально обмер при виде своего бывшего приятеля. В эту минуту в глубине зала началась суматоха. Детриво-отец закрыл руками лицо, зарыдал и в этой театральной позе, долженствующей выразить стыд и отчаяние, стал пробираться к выходу, не в силах вынести трагическое зрелище.

Толпа, пропустив его, сомкнулась, председатель заглянул в дело:

— Итак… Вы были приятелем Эмиля Маню… Вы были в их группе в ночь, когда произошел несчастный случай?

— Да, господин председатель…

Вот уж кого не надо учить, как отвечать судьям! Ни твердить ему, что свидетель должен держаться просто и скромно!

— Итак!.. — (Без этого «итак» господин Никэ затруднялся начать фразу.) — Итак, вы знали подсудимого до этого памятного вечера?

— Только с виду, господин председатель.

— Итак, только с виду! Если не ошибаюсь, вы живете на одной улице? Значит, вы не были ни друзьями, ни даже приятелями?

Казалось, председатель сделал сногсшибательное открытие, с таким ликующим видом продолжал он допрос:

— Итак, поскольку вы оба работали в центре города, разве не случалось вам выходить из дому в один и тот же час?

— Я ездил на велосипеде, господин председатель.

— На велосипеде!.. Но ведь у вас не было никаких моральных или иных причин не встречаться с Эмилем Маню?

— Нет… Почему же…

— Какое впечатление произвел на вас обвиняемый, когда вы познакомились с ним в «Боксинг-баре»?

— Никакого, господин председатель.

— Он не показался вам робким?

— Нет, господин председатель.

— Итак, вы ничего особенного в нем не заметили?

— Он не умел играть в карты…

— А вы его научили? Какой же вы его научили игре?

— Экарте. Его учил Эдмон и выиграл у него пятьдесят франков…

— Вашему другу Эдмону, очевидно, очень везло?

И свидетель простодушно ответил, но тут же сбился, смущенный реакцией публики:

— Он передергивал.

Впервые после перерыва послышался смех публики, и с этой минуты она пришла в самое благодушное настроение.

— Ах так! Передергивал! А часто он передергивал?

— Всегда. И не скрывал этого.

— И вы все-таки играли с ним?

— Мы хотели разгадать его трюки…

Рожиссар и сидевший слева от него помощник прокурора переглянулись, ибо помощник этот славился по всему Мулэну карточными фокусами. А председатель тщетно пытался угадать, что за молчаливый диалог происходит за его спиной.

— Полагаю, что вы много выпили в тот вечер?

— Как и всегда.

— То есть? Сколько приблизительно?

— Пять или шесть рюмок.

— Чего?

— Коньяку с перно…

Новый взрыв смеха волной прошел по залу и затих в глубине. Один только Эмиль не улыбнулся, он слушал, уперев подбородок в сложенные на барьере руки и не спуская глаз с приятеля.

— Кто предложил отправиться в «Харчевню утопленников»?

— Не помню.

Но Эмиль Маню вдруг зашевелился, что явно означало: «Лгун!»

— Это подсудимый первый заговорил о том, что надо… ну, скажем, взять на время машину? Итак… Каким образом вы устраивались в другое время?

— Дайа возил нас на грузовике своего отца. А в этот вечер на грузовике поехали в Невер за свиньями…

— Так что Маню счел нужным угнать первую попавшуюся машину?

— Возможно, его подбили на это…

— Кто подбил?

— Все понемногу…