Поезд на Правдинск идет без остановок

«Давно же я не был в Кремле…» – подумал он.

Машина остановилась. Человек в старомодной ливрее открыл Петру дверь и склонился в низком поклоне. Люди на площади скандировали его имя, как фанаты на стадионе – название любимой команды.

Высокое крыльцо было выстлано роскошным ковром и вело к площадке с двумя золотыми тронами. На одном из них сидела царевна. Петр не мог ее разглядеть: хрусталь искрился на ярком зимнем солнце и слепил глаза. Под аплодисменты и одобрительный гул толпы он стал медленно подниматься по ступеням, с каждым шагом все больше съеживаясь от неловкости. На середине лестницы Петра охватил приступ паники: он почувствовал себя самозванцем, которого вот-вот раскроют и публично высмеют. Еще секунда – и он готов был бы ринуться вниз и бежать куда угодно, лишь бы прочь от Кремля и восторженной толпы. Однако стоило ему остановиться, как царевна сверху поманила его рукой, как бы говоря: «Ну, иди же, смелей».

Этот воздушный взмах ладони словно окрылил Петра. Сомнения вмиг развеялись, он ускорил шаг и через несколько секунд оказался у трона. Наконец Петр рассмотрел царевну и тут же оторопел – так она была хороша. Большие голубые глаза смотрели с озорной хитростью и сверкали словно сапфиры. Страстные губы сомкнуты в полуулыбке. Пшеничные волосы уложены в аккуратную прическу, увенчанную бриллиантовым венцом. Белое платье с золотой вышивкой, несмотря на целомудренность кроя, давало простор для фантазии.

Царевна жестом пригласила Петра сесть рядом. Он осторожно опустился на край трона, как будто боялся его сломать. Секунд десять они с царевной смотрели друг на друга: она – с любопытством, он – с восхищением и смущением.

«Почему она ничего не говорит?» – успел подумать Петр, но его отвлекло какое-то движение, происходившее за его спиной. Он обернулся: из недр хрустального дворца вышла процессия во главе с церковным архиереем в золотом облачении. Петр плохо знал церковные традиции, поэтому не мог определить, патриарх это или представитель другого сана. Двое шедших за ним юношей несли на подушке массивную корону. Дойдя до края площадки, они бережно передали корону священнику и, склонив головы, отошли в сторону.

Толпа замолчала, площадь погрузилась в невозможную для центра Москвы тишину.

Архиерей встал перед тронами и ожидающе посмотрел на Петра. Тот замер в нерешительности.

«Неужели я должен ее надеть? – с ужасом подумал Петр. – Но почему я? Это явно чья-то жестокая шутка. Арцыбашев! Точно он! Но как он все подстроил и предусмотрел? Разве что у него был информатор на ледоколе. Что же, с его связями и влиянием это вполне возможно. Прибытие поезда также было бы рассчитать легче легкого. Но зачем ему устраивать такой перфоманс на весь город? Да еще и выстраивать в Кремле хрустальный дворец. Нет, что-то все-таки здесь не сходится…»

Священнослужитель явно не ожидал такой заминки. Он тихо кашлянул с закрытым ртом, как бы напоминая о себе, однако Петр не обратил на него внимания. Архиерей умоляюще взглянул на царевну. Та звонко расхохоталась. Казалось, ее смех сам был сделан из тончайшего хрусталя. Взяв корону своими тонкими белыми пальцами в кольцах, она легко, почти играючи, возложила ее на голову Петра. Он тут же почувствовал, как тяжелый драгоценный обод сковал череп. Священник с поклоном отошел в сторону, вновь открыв троны взору толпы.

Царевна нежно коснулась подбородка Петра, повернула его к себе лицом и поцеловала. Площадь взревела от восторга, послышались хлопки ружейного салюта, отдававшиеся эхом от кремлевских стен. Точно так же вскипело и завертелось все внутри Петра. Он чувствовал, что весь растворяется в этом бесконечно сладком поцелуе, что не может им насытиться. Вдруг царевна мягко, но решительно прервала поцелуй и посмотрела ему в глаза. Затем наклонилась к самому его уху и прошептала голосом Аяны: «Проснись!»

Петр очнулся на полке в ночном купе. В темноте было трудно понять, где именно он находится и когда уснул, подъезжает к Москве или только выехал из Архангельска. А может быть, он вовсе только еще едет в Питер. Попутчик-вояка так и сидит в вагоне-ресторане или вышел где-нибудь в Окуловке или Чудове, он уснул и все происходившее на островах ему приснилось…

Петр приподнялся на локте и посмотрел в окно, чтобы понять, где он. Никаких ориентиров – только подсвеченный луной бесконечный частокол заснеженного хвойного леса.

Ему вдруг вспомнились строчки из Бориса Рыжего, которого он очень любил, когда был студентом:

…к стеклу прильнули наши лица,
в окне Россия, как во сне.

Он долго всматривался в проносившийся за окном пейзаж в надежде увидеть какой-нибудь полустанок со знакомым названием, однако за все это время перед его глазами не мелькнуло ни одного признака цивилизации. От однообразного вида ночного леса начала кружиться голова. Петр решил, что самым разумным будет лечь спать и дождаться, пока поезд прибудет в пункт назначения.

«В конце концов, куда-нибудь да приеду, – подумал он. – Не бывает же так, чтобы поезд шел в никуда».