Поезд на рассвете

— Я приеду к тебе, — горячо и решительно сказал Юрка. — Скоро приеду. Вот устроюсь на работу, осмотрюсь там, куда чего, с месячишко повкалываю, потом отпрошусь деньков на пять и приеду… Ждать будешь?

В ответ она только грустно улыбнулась и неопределенно покачала головой.

— Лишь бы ты, Юра, хорошо устроился. А про меня думай меньше всего.

На краю выгона Таня вдруг остановила Юрку, в отчаянном порыве приникла к нему, поцеловала в губы… и побежала по траве.

— Таня! — бросился было за ней Юрка. — Постой!

Она побежала еще быстрее.

— Не уходи! Слышишь?

Она не остановилась…

Около семи вечера Юрка простился с теткой Феклой и пошел на станцию. Танину ферму он миновать не мог: дорога проходила как раз мимо просторного летнего двора с длинным дощатым навесом, под которым были устроены стойла и кормушки. Стадо уже загнали во двор. Женщины привязали в стойлах бурых да рябых коров, начинали доить. Пахло молоком, коровьим потом, навозом и кислым силосом. Перед воротами, около сторожки, стояла пароконная бричка; в два ряда выстроились пузатые цинковые фляги. На крайней сидел бочком курносый парень, в кепке и с кнутиком, и посасывал толстую цигарку. Юрка подошел к нему, поздоровался.

— Тебе, солдат, кого? — спросил возчик.

— Таню надо на минуту. Позови, пожалуйста.

— Котору? У нас их аж три.

— Непораду.

— А, сразу бы и говорил. Есть у нас такая красавица. Зараз гукнем.

Парень перелез через изгородь, лениво поплелся между коровами, то одну, то другую слегка стегая по боку тонким кнутовищем.

— Гей, девчата! Де там Непорада?.. Хай выйдет сюда.

— Нема ее! — ответил из-под навеса грубоватый голос. — Еще не прийшла… А для чего она тебе?

— Тут ее спрашивают.

— Хто?

— Солдат.

— Эге! Откуда ж он взялся?

— Откуда солдаты берутся? С войны, — засмеялся парень.

— А ну, хай покажется, какой он из себя, — отозвался новый голос, помоложе.

— Кому интересно — подходь! — объявил парень. — Та скорей шевелитеся, а то скроется.

— Хай подождет! Идем!

Парень вернулся к бричке, похлопал себя кнутиком по сапогу:

— Нету пока нашей красавицы. Еще не прийшла. Чего-то задержалася.

Юрка подумал, что доярки и в самом деле могут сбежаться, устроить ему смотрины. А при них — как встретишь Таню, что ей скажешь? Она и так уже опоздала из-за него на работу, и опять он ее задержит, заставит перед всеми краснеть.

— Раз нет — ладно, — взял он по-походному вещмешок. — Пойду.

— А тебе куда? — спросил парень.

— На станцию.

— Подожди минутку, зараз появится. Она тут недалеко живет.

— Надо идти, — сказал Юрка. — А то ночь в степи застанет.

— Чего ж ей передать?

— Не надо ничего. Она и так все знает.

— Ну и гость! — заморгал от недоумения парень. — Прийти не успел — уже удочки сматывает. Хто тебя гонит? Посиди, покури, расскажи чего-нибудь. Дать махорочки?

— Спасибо. В другой раз.

Под взглядами доярок Юрка обогнул скотный двор и по дороге пошел от фермы в степь. Он шел и все время оборачивался — ждал, не покажется ли на пустыре перед коровником Таня. Но ее не было… И оттого, что они не увиделись в этот прощальный миг, не постояли напоследок у околицы, что не сказал ей «до свидания», вообще многое так и не сказал — то ли смелости, то ли времени не хватило? — еще горше стало ему уходить из Раздольного. У него было такое чувство, словно он расстается не только с Таней и этим селом, а оставляет здесь всю свою прежнюю, прожитую до нынешнего мая, нынешнего дня жизнь, — ту жизнь, в которой были отец и мать, короткое детство, были война, скитания, голодуха, унижения в сердюковском доме, одиночество после смерти матери, ремесленное, работа на стройке и совсем еще недавняя, но уже минувшая солдатская служба. Все это  б ы л о. А что  б у д е т?..

Скрылись крайние хаты и верхушки деревьев над ними, скрылась Танина ферма. И только, вдали, на отшибе, чернел ветряк, будто утес.

В глубокой ложбине, поросшей реденьким лозняком, Юрка бродом перешел мелкий ручей, который бежал к селу и впадал в ставок. Две желтых трясогузки чуть отпорхнули от брода и опять сели на бережок, — переждать, когда человек уйдет. Юрка приостановился и посмотрел, как вода сглаживает и замывает песком следы его сапог. Второй раз пересекал Юрка этот ничем не примечательный ручей. Но тогда, давно — в первый раз — рядом с ним была его мать.

Наступили дни прощания: они уезжали из Раздольного. Что к осени они уедут отсюда, Юрка знал, — мать не раз говорила об этом. Она переживала, что Юрка не смог вовремя пойти в школу, пропустил год, и хотела, чтобы он начал учебу в Ясногорске. Но отъезд все казался Юрке нескорым.

Перед этим получили письмо от отца. Он писал, что раны зажили, чувствует себя почти здоровым, недели через две его обещают выписать из госпиталя и он будет снова проситься в свою часть, где бы она теперь ни воевала. Отец тоже советовал возвращаться в Ясногорск: там им обязательно дадут квартиру или хоть какое-то временное жилье, а мать легко найдет работу.