Поезд на Солнечный берег

Истребитель мчал его, делая головокружительные виражи. Бортовой компьютер управлял отлично и между делом рассказывал скабрезные истории, не переставая следить за дорогой. Особенно компьютер тащился от историй о Красной Шапочке, Сером Волке и его бабушке. То, чем они занимались, превосходило все мыслимое и немыслимое. Перо Перро побледнело бы, а вот Филипп мучительно краснел. Ему подумалось, что пора заняться воспитанием компьютера, но как за это взяться, он себе решительно не мог представить. Со своей стороны, компьютер даже не догадывался, в какое неловкое положение он ставит хозяина.

– Я тебя развлек? – развязно осведомился он, заваливая (в который раз) бабушку в кровать на пару с Шапочкой и Волком.

– Дальше некуда, – ответил Филипп с горечью.

На мгновение ему захотелось, чтобы пошел дождь, но он вспомнил, что едет к Аде, и воспрянул духом. Компьютер замолчал и стал пересказывать сводки погоды, военных действий против цветов–мутантов, курса бублика к сушке и сушки – к дырке от бублика. Филипп, не удержавшись, приказал своему собеседнику замолчать, и тот, извинившись, послушно онемел.

В девять часов ночи, когда солнце светит особенно ярко, Филипп подлетел к площади Бессмертия и замедлил ход. Не дожидаясь, когда истребитель приземлится, он вылетел из машины. Ноги его коснулись асфальта, и почти в то же мгновение он увидел Аду. На ней было платье из сплошных стразов, ослепительное, переливчатое, мерцающее, обшитое снизу стразовой же бахромой, и красота девушки сверкала в нем ярче драгоценных камней. Забывшись, Филипп смотрел на нее так, словно увидел впервые.

– Это ты? – спросил он, не веря своему счастью.

– Я.

– Здравствуй.

– Здравствуй…

Она была так хороша, что у Филиппа невольно сжалось сердце. Он изнемогал от нежности к ней, к ее прелестным, мягко улыбающимся губам, задумчивым глазам, маленьким мочкам ушей, приросшим к прозрачной коже; и, повинуясь непреодолимому желанию не только видеть, но и чувствовать ее рядом с собой, он взял ее за руку.

– Мне нравится, – заметил он, имея в виду ее платье.

Ада нравилась ему вся, но он не решался сказать ей об этом. Вообще, в ее присутствии Филипп немного терялся, и от этого на него нападала ужасная робость.

– Это твоя? – спросила Ада, подбородком указывая на машину.

– Да. – И Филипп гордо пустился в объяснение технических характеристик и достоинств этой модели; но, поймав себя на том, что говорит не то, что надо, умолк на полуслове.

– Куда поедем? – спросил он.

– Куда–нибудь. – Ада улыбнулась и потерлась щекой о его плечо. – Я хочу осмотреть мое царство.

– Царство моих даров?

– Да.

– Так куда сначала: на небо или на землю?

– Сюда, – сказала Ада, обвила своими руками шею юноши и поцеловала его. Филипп хотел что–то сказать, но она шутливо положила пальчик на его губы и повела его за собой. Компьютер обрадовался, что у него появились собеседники.

– Так вот, – начал он, – идет Красная Шап… – Однако, заметив Аду, он словно поперхнулся.

– Простите, – сказал он смущенно. – Всегда готов. Высший класс. Одни удобства, никаких неудобств. Я понятливый, а если Филипп и говорил что–то дурное про меня, так это он из ревности.

– Ты меня очень обяжешь, если займешься своим делом, – шепнул ему хозяин. – Взлет!

Двигатели бесшумно взревели – шумопоглотители работали на славу. Истребитель оторвался от земли и полетел, стрелой рассекая пространство.

– Как быстро мы едем, – сказала Ада.

– Ты довольна? – спросил Филипп. – Только это для меня и важно.

– Просьба задать направление, – встрял компьютер.

– Ты меня все еще любишь? – спросила Ада.

– Да. А ты бы хотела, чтобы я тебя разлюбил?

Ада ответила не сразу.

– Нет. Но иногда мне бывает страшно… за нас, – добавила она как бы с усилием.

– Мне тоже, – сказал Филипп серьезно. – Я боюсь, что однажды не увижу себя в твоих глазах.

– Ты видишь? – она обернула к нему свое ясное лицо.

– Да, – сказал Филипп. – У тебя удивительные глаза. В них ничего не искажается. Знаешь, иногда, когда другие люди смотрят на меня, я понимаю, что они думают обо мне. В их глазах я вижу чудовище, карикатуру, бледное подобие кого–то, смутно знакомого, но только не себя. Ты первая показала мне себя таким, какой я есть на самом деле.

Молодой человек говорил с жаром; когда он закончил, ему снова показалось, что он запутался и сказал что–то не то. Он вспомнил о Матильде – она и была тем другим, – о Лаэрте и его упреках, больно ранивших юношу. Но у любви нет другого оправдания, кроме нее самой; а Филипп любил так, как никогда не любил прежде. Лишь бы она была с ним – больше он не просил ни о чем.

– Расскажи мне о себе, – попросила Ада.

Филипп с увлечением заговорил о себе, о Лаэрте, о своем доме, о только что увиденном матче, о тысяче мелких и важных происшествий, заполнявших его жизнь до встречи с ней. Ада слушала, задумчиво улыбаясь. Компьютер невозмутимо вставлял свои замечания и поправки, чем страшно раздражал хозяина. Внезапно Филипп спохватился, что даже не дал Аде рассказать о себе.

– Ну, а ты? – спросил он. – Ведь я даже не знаю твоего имени, – добавил он, смеясь, чтобы скрыть свое смущение.