Поезд на Солнечный берег

— Наверное, — отозвался Мистраль. — Я чувствую, что не могу растрачивать свою жизнь на все это — фальшь, лицемерие, бесхитростные развлечения, таблетки забвения. Но ведь, кроме этого, ничего и не осталось. Даже книги уже не спасают меня.

— Я понял, — сказал издатель. — Вас бросила девушка, и из-за этого вы в отчаянии.

— Нет, — сказал Мистраль. — Она все время меня бросает, чтобы потом вернуться. Я уже привык. Но вы не понимаете. Нет ничего — ни дружбы, ни любви, ни радости творчества, ничего. Есть только полое существование, которое пытаются заполнить призраками радостей и никому не нужной работой и убеждают себя, что вот это и есть настоящая жизнь. А я так не могу. И я не знаю, что мне делать дальше.

Издатель вздохнул и, на миг оторвавшись от одного из компьютеров, почесал пальцем висок.

— Кажется, я знаю, что вам делать дальше, — сказал он.

— В самом деле? — с сомнением спросил Мистраль.

— Писать 27-ю часть «Покорителей Вселенной», — ответил издатель. — Вот именно. 26-я часть пошла очень даже неплохо, так что читатель ждет продолжения.

— Я не могу, — простонал Мистраль. — Меня тошнит от этих проклятых покорителей, которые убивают всех подряд и сражаются с цветами-мутантами, которые хотят уничтожить человечество. Я в жизни не видел ни одного цветка, почему я должен до скончания веков писать о том, чего совершенно не знаю?

— Хм, — отозвался издатель. — Смею вас заверить, дорогой Мистраль, что, если бы люди писали только о том, что они знают или видели, вся литература приказала бы долго жить.

— Литература? — Мистраль пожал плечами. — Простите, но я больше не верю и в литературу тоже. Я прочитал все бестселлеры, которые вышли за последние четверть века. Ни в одном из них нет и следа литературы.

— Давайте не будем смешивать понятия, — предостерегающе сказал издатель. — Дорогой Мистраль, от бестселлера вовсе не требуется, чтобы он был литературой. Бестселлер должен хорошо продаваться, только и всего. Это чисто коммерческое определение, заметьте. Именно бестселлеры, которые все ругают, дают издателю некоторую свободу маневра и позволяют ему предложить читателю книги, которые не пользуются широким спросом и не представляют для коммерции никакого интереса. Сам по себе бестселлер — лишь показатель того, что вы имеете успех, но помимо этого он абсолютно ничего не значит. И, кстати, из этого вовсе не следует, что если ваши книги не покупают, вы гений. Точно так же из этого не следует, что ваша книга плоха, если ее купил миллион человек. И вообще, честно говоря, в успехе нет ничего постыдного.

— Смотря какими средствами он заработан, — возразил Мистраль.

Издатель улыбнулся:

— Говорят, некоторые цели оправдывают многие средства. Вы так не думаете? Взять хотя бы вас — чего ради вы сделались писателем?

— У меня было слишком много иллюзий, — ответил Мистраль уклончиво. — Талант, предназначение и всякое такое. А вместо этого я безнадежно завяз в этих покорителях. И наверное, уже никогда не выберусь оттуда.

— Нет, ваша девушка все же слишком жестоко с вами обошлась, — вздохнул издатель, качая головой. — Так когда мне ждать от вас 27-ю часть?

— Я не знаю, — мрачно отозвался Мистраль. Разговор с издателем начал его утомлять.

— Скажем, через две недели. Годится?

— Но я не…

— Пожалуй, я даже выдам вам аванс по такому случаю, — не слушая его, продолжал издатель. — 27-й том, как-никак… — Он нажал на кнопку, вызывая секретаршу. — Офелия! Несите договор.

Сон девятый

Весь следующий день Филипп не находил себе места. Изумленный Лаэрт не узнавал хозяина: прежде равнодушный к одежде, тот перерыл всю гардеробную, долго стоял перед зеркалом и не перезвонил Матильде, приглашавшей его на вечер к Вуглускру. В половину шестого, когда до назначенного времени оставалось ровно полтора часа (ибо все часы в Городе шли не вперед, а назад), Филипп решил, что никуда не пойдет. Он хотел вызвать Матильду по видеофону, чтобы сообщить ей, что едет, но отменил вызов.

Филиппу было в чем себя упрекнуть. В свете его отношений с Матильдой вчерашнее приключение предстало перед ним совсем в другом свете. Матильда любила его, и он любил ее; по крайней мере, так было до встречи с девушкой в белом. До, но после… Душа Филиппа разрывалась. Ни за что на свете он не хотел причинить боль любимой; но время шло, а его беспокойство все возрастало. В пять часов, не выдержав, он пошел одеваться.

«В конце концов, мы только встретимся. Нехорошо оставлять ее одну после того, как я сам добивался этого свидания. Я не могу так поступить».

Лаэрт, надувшись, летал по комнате, выслеживая спрятавшиеся мыльные пузыри.

— Хоть бы ты женился скорее или роман написал, что ли? — пожаловался он двери, сочувственно ему внимавшей. — А то тоска одна…