Поезд Ноя

Спокойно заснуть Егору так и не удалось. Вновь замолотили в дверь, призывно возопив к его совести, к его мужскому достоинству. Узнав голоса Горлика и Деминтаса, Егор удивленно отпер замок. С бутылками наперевес, подобно революционным, вооруженным гранатами матросикам, в купе ввалилась горланящая парочка. От Горлика можно было ожидать чего угодно, но пьяный Деминтас являл собой занимательную редкость. Вероятно, оттого и не пришлось его долго уговаривать. Пораженного Егора взяли голыми руками, без единого выстрела.

Уже через десять минут они сидели за столом и сумрачно опустошали винный запас.

– К чему беречься? – горячечно бормотал Деминтас. – Все равно помрем. Жорик вон берегся, а теперь валяется с сотрясом. Спрашивается, зачем, для чего?…

– Но он оклемается?

– Конечно, оклемается! Что ему сделается? Только все равно ведь ненадолго. Как себя ни обманывай, как ни выпячивай грудку, – от судьбы не уйдешь. Только она, голуба, и знает наше точное предназначение! Всех приберет! Рано или позно спустит на корм акулам!

– Не надо про акул, Деминтас!

– Нет, надо! И именно про акул! Люди привыкли беречься, зачем?… Я вот врач, а спросите меня, какого рожна я занимаюсь медициной – и вряд ли сумею ответить.

– Как это не сумеешь? Ты клятву, к примеру, давал! Этому, как его?… Гиппократу.

– Ничего я ему не давал! Ни в долг, ни взаймы! – Деминтас вскинул голову. – Кто он вообще этот Гиппократ? Родственник с Соломоновых островов? Папа или дядя?… Да вы спросите любого студентика, и обнаружится, что ни черташеньки мы о нем не знаем. Древний грек, увлеченный натурфилософией – и все! А он, к вашему сведению, лечил то, за что мы и сейчас не возьмемся. Потому что – слабо! Теодор Морель, личный врач фюрера, не мог вылечить Гитлера от банального сифилиса! И это в двадцатом просвещенном веке! Давал ему чуть ли не до трех десятков лекарств одновременно! Даже непонятно, как при таком варварском лечении фюрер протянул до последнего года войны! А Гиппократ, к вашему сведению, без всякого пеницилина брался за самое страшное и побеждал. Потому что морил голодом пациентов и тем самым к таинству духа приобщал! Дико? А вот хренушки! Оказывается, абсолютно разумный подход. Это мы с вами не умели лечить и не умеем. Настроили хосписов – этих символов человеческого бессилия, придумали клятву идиотскую… Будто в ней все дело! Гиппократ-то не клялся – просто лечил и думал! Башкой, милые мои! Мозгами и сердцем!

– А вы почему не лечите?

– Потому что тупицы и снобы! Потому что эгоисты до корней волос!

– Причем тут эгоизм?

– Да при том, что вся суть нашего первейшего лекарства кроется в эгоизме! Зарядка, диеты, кросс по лужайкам – все красивые словеса и голимый эгоизм на деле! Ибо нет жертвенности, – нет и главного.

– Разве в здоровом теле не здоровый дух? – поддел его Егор.

Деминтас шумно высморкался в пятнистый платок, этим же платком протер запотевшие очки, и неожиданно проясневшие глаза доктора показались Егору совершенно трезвыми. С иными умниками такое и впрямь случается. Ноги кренделя выписывают, руки не гнутся, а голова, как ни странно, работает – возможно, даже яснее прежнего.

– Года три-четыре назад я бы запросто ответил на ваш вопрос. Раньше я все про все знал…

– Говори ему «ты»! – разобиделся Горлик. – Чего мы как неродные! Я, к примеру, тебе тычу и ему тычу, значит и вам надо между собой тыкать. Логично? По-моему, да.

– А по-моему, нет!

– Почему?

– Потому что свыкнуться – это не тыкнуться.

– Вы отвлеклись, – напомнил Егор.

– Чепуха! – Деминтас беспечно отмахнулся. – О чем ни говори, все пути ведут в Рим. Раньше толковали о женщинах, теперь о смерти. Вот и я говорю, что отношение к истинам меняется. Смешно, правда? Истины не меняются, а наше к ним отношение меняется. Бродим вокруг дуба, трогаем его за златую цепь, за разные там ветки и делаем выводы. Как те слепцы, что ощупывали слона. Мда… – Врач встряхнулся. – Так вот, дорогие мои! Сначала природные факторы заболеваний вытеснялись техногенными, и только под самый занавес вдруг выяснилось, что мы попросту эволюционировали до понимания космического фактора – то бишь не радиации с ультрафиолетом, а фактора Божественного. Бердяев писал об этом два столетия назад, а до господ жирафов дошло только сейчас. Можете кричать «ура», но мне почему-то не хочется.

– Эволюция, к примеру, – явление естественное! – Горлик разлил вино по стаканам. – Даже мы с Егором… Вообще вся наша пишущая братия, включая того же Путятина, доперла! Нет, мы, конечно, не Бердяевы, но только вообразите на минуту, если бы мы все кропали об одном и том же! Можете себе такое представить?

– А вы и так кропаете об одном и том же.

– Как это?

– Да очень просто. Все те же ветки одного и того же дуба. Только кто-то желуди рвет, кто-то в дупло заглядывает, а кто-то лопатой к корням подкапывается, – Деминтас хохотнул. – Это уж кому что легче дается.

– Я, к примеру, не согласен!.. – Горлик готов был поспорить, но Егор, поморщившись, тронул его за рукав.