Поезд Ташкент-Москва

Поездка началась своеобразно. Оказалось, что поезд Ташкент-Москва отправляется в 4.15 утра! Причины такого безжалостного времени остались неизвестными.

Встали с трудом – день накануне был наполнен: поход на Алайский базар, закупка огромного количества зелени, редиски, черешни, молодых картошки и огурчиков, специй, лепешек, кураги и других вкусностей. Почти промышленные объемы закупок объяснялись просто: шел май 1993-го года. В не по-весеннему прохладной Москве свежие овощи, зелень еще только появлялись на рынках, да и в магазинах мало что было съедобного. А в теплом, совсем уже зеленом Ташкенте базары были полны. Так что мой младший брат Миша долго бродил со мной по базару, придирчиво все выбирал, отчаянно торговался (получая от этого процесса, как и продавцы, огромное удовольствие) – в общем, это было целое событие. А еще надо было все упаковать и приготовить еду в дорогу – ехать предстояло двое с половиной суток.

В Ташкенте в то время (это весна 1993-го) жили мама, младший брат Миша, его жена Оксана и четырехлетний сын Коля. Шестилетняя Даша провела с ними больше месяца, пока я и Саша путешествовали – две недели в Лондоне и три недели в Париже. За это время Даша и Коля очень сдружились, так что когда перед сном им велели попрощаться, объяснив, что Даша уезжает, дети – в пижамах, с влажными после душа волосами – обнялись и горько заплакали. Зрелище было душераздирающее, так что взрослые тоже пустили слезу.

И вот мы с Дашей на вокзале, мама и Миша нас провожают. Светает. Долго не подают поезд. Наконец мы в вагоне, но тут приходят таможенники – двое милиционеров и огромный заспанный дядька в штатском – все узбеки. При виде моей многочисленной поклажи они оживляются. «Открывайте все, девушка», – приказал один из милиционеров. Представив, что тщательно упакованные баулы надо открыть, потом они все переворошат, а потом надо заново паковаться, я пришла в ужас. «Что ищете, господа?» – робко спросила я. Слово «господа» им явно понравилось, так что великан страшным басом – вибрация от него передалась мне через пол – вполне миролюбиво пророкотал: «Новые вещи, девушка, все, что купили в Ташкенте – будем взимать дорожный сбор». Мысль, что приехав из Лондона и Парижа, я буду покупать «вещи» в Ташкенте, сильно меня взбодрила, так что я с ними быстро договорилась, что они не будут потрошить все, а наугад сунут руку в каждую сумку и и пошуруют там: если вещь куплена в Ташкенте и имеет бирку, то я плачу вышеупомянутый сбор.

Такого, естественно, не произошло, делегация побрела дальше, а мы с Дашей стали махать в окно встревоженным маме и Мише и знаками объяснять, что все в порядке. Как известно, единых знаков для общения через закрытое вагонное окно между провожающими и отъезжающими не существует, так что наши ободряющие жесты и гримасы еще больше их напугали. Миша прорвался мимо строгой проводницы и зашел на минуту в наше купе, чтобы убедиться, что с нами все в порядке. Чуть позже поезд тронулся, мы махали руками, Дашуня всплакнула – путешествие началось.

Проводником в нашем вагоне был пожилой аккуратный узбек, он нам представился как Умар-ака (по-русски это означает дедушка Умар). Купе было двухместное, мы с Дашей тут же навели уют. Умар-ака принес нам чай: маленький чайник и две пиалы, после чего заявил, что время сейчас лихое, мы едем вдвоем, так что он будет нас опекать. Так он и делал: по утрам тщательно пылесосил коврик в нашем купе, приносил чай, иногда неторопливо и обстоятельно рассказывал о своей большой семье.

Даше путешествие очень нравилось. Она читала, рисовала, подолгу смотрела в окно. Я валялась и читала, иногда слушала поучительные истории Умара-ака.

Мы долго ехали по степи, проезжая Казахстан. Пейзаж за окном был однообразный, зато иногда можно было увидеть верблюдов, меланхолично жующих ветки с огромными колючками. Проезжали таинственные пустые маленькие городки, состоящие из крохотных глиняных мавзолеев – это были местные кладбища. Ехали куда-то на осликах – серых, длинноухих, с печально опущенной головой – местные жители.