— Это просто изумило похитителей, и они сказали моему отцу, что он ужасный родитель. Но я его понимал. Человек правда не может дать то, чего у него нет. Он мог сколько угодно хотеть спасти своего сына, но у него не было денег, чтобы это сделать. Он
Отделения в хранилище его памяти начинают открываться одно за другим — клик-клак! — и снова захлопываться. Сцены из прошлого, в которое он теперь вглядывается, казавшиеся покрытыми пылью, — стоило их немного пошевелить и сдуть пыль, как они представали перед ним во всех своих живых красках, и его детство возвращалось, словно все произошло совсем недавно и было почти осязаемым. Невнимательность похитителей, его юношеская энергия и решимость, вовремя опустившийся железнодорожный шлагбаум и подъехавший рейсовый автобус. Нанао вспоминает чувство облегчения, когда автобус закрыл двери и отъехал от остановки, смешанное со страхом из-за того, что у него не было денег на оплату проезда. Клик-клак — в его памяти открываются и распахиваются настежь все новые двери. Когда он вдруг понимает, что есть воспоминания, в которых ему совсем не хочется копаться, уже поздно: двери, которые должны были оставаться закрытыми, уже открыты. Он встречается глазами с умоляющим взглядом другого маленького мальчика.
— Что с тобой? — От внимания мужчины в деловом костюме не ускользает перемена, произошедшая с Нанао.
— Детская травма, — отвечает Нанао, используя слово, которым дразнила его Мария. — Был еще один мальчик, которого похитили.
— Кем он был?
— Ну… — На самом деле этого Нанао так никогда и не узнал. Все, что он знал, — это то, что другого мальчика держали вместе с ним. — Это было что-то вроде склада для похищенных детей.
Незнакомый мальчик с короткой стрижкой понял, что Нанао хочет сбежать самостоятельно. «Помоги мне», — сказал он. Но Нанао ему не помог.
— Ты подумал, что он может тебя задержать?
— Я не помню, почему не сделал этого. Может быть, просто сработал инстинкт… Не думаю, что я вообще тогда раздумывал. Просто не помог ему, и всё.
— Что с ним случилось?
— Не знаю, — честно отвечает Нанао. — Он стал моей детской травмой. Я правда не хочу об этом думать. «Странно, почему вообще начал», — размышляет он, закрывая хранилище памяти. Если б мог, то запер бы его на ключ.
— А что похитители?
— Их так и не поймали. Мой отец не стал заявлять в полицию. Сказал, что от этого будет больше проблем, чем пользы, а мне было тем более все равно. Я просто гордился собой, что мне удалось сбежать. Так я понял, что могу что-то сделать самостоятельно… Что вообще заставило меня рассказать тебе об этом? — Ему кажется удивительным, что он вдруг начал проговаривать все это — одно событие за другим. Как говорящий робот, которому нажали на кнопку «пуск». — После того как меня похитили, вся моя жизнь превратилась в череду сплошных неудач. Несмотря на то что я усердно готовился к вступительному экзамену в старшую школу, когда я его сдавал, мальчик на соседнем со мной месте не переставая чихал, и я в итоге провалился.
— Из-за него у тебя не получалось сосредоточиться?
— Нет, дело не в этом. Когда он в очередной раз оглушительно чихнул, из его носа вылетела огромная сопля и приземлилась прямо на мой лист с ответами. Я перепугался и попытался ее стереть, и из-за этого все мои ответы, над которыми я так тщательно работал, размазались. Даже мое имя стало невозможно прочесть.
Семья Нанао не могла оплатить его обучение, поэтому он должен был набрать достаточное количество баллов на экзамене, чтобы поступить в государственную школу, но благодаря сопливому носу какого-то случайного мальчишки с аллергией все его надежды пошли прахом. Родители никогда ни на что не реагировали слишком эмоционально, так что и в тот раз они не были особенно рассержены или расстроены.
— Тебе и правда очень не везет.
— Помой машину — и пойдет дождь… Ну разве что мыть машину специально, если хочется, чтобы пошел дождь.
— Что это значит?
— Это закон Мерфи[51]
, о нем как-то раз по телевизору рассказывали. История всей моей жизни.— А, точно, закон Мерфи… Я помню, когда книга вышла.
— Если когда-нибудь увидишь меня в очереди в кассу, становись в другую очередь. Любая, в которой не будет меня, станет двигаться гораздо быстрее.
— Я это запомню.
Телефон Нанао начинает вибрировать. Он смотрит на имя звонящего — это Мария. Нанао испытывает смешанное чувство радости от ее звонка и раздражения из-за того, что приходится прерывать этот необычный разговор. Что-то вроде раздражения. Он цокает языком, произнося это слово про себя по слогам:
— Моим ребрам уже, кажется, гораздо лучше. Спасибо, что выслушал меня.
— Но я не сделал ничего особенного, — смущенно отвечает мужчина. В выражении его лица нет тревоги или обеспокоенности, хотя сейчас оно, может быть, кажется чуть менее расслабленным, чем прежде. «Как будто из его эмоционального контура выдернули шнур питания…»