Поезд убийц

— Слушай, Мандарин, какими тремя словами можно описать нашу ситуацию, как считаешь? — Щека Лимона подергивается от нервного тика.

В это мгновение в проход въезжает тележка с напитками и закусками. Молодая проводница останавливается — на случай, если им захочется что-нибудь купить, но, поняв, что они заняты беседой, катит свою тележку дальше. Мандарин ждет, когда за ней закроются автоматические двери.

— В трех словах? У нас неприятности?

— Мы в жопе.

Мандарин предлагает вернуться в третий вагон на свои места, чтобы успокоиться и обдумать ситуацию. Он направляется обратно, как вдруг идущий следом Лимон его окликает:

— Слушай, насчет этих трех слов… какие еще три слова можно придумать касательно нашей ситуации? — То ли он просто растерян, то ли просто глуп — в его тоне нет ни крупицы серьезности.

Делая вид, что не слышит его, Мандарин заходит в третий вагон и направляется по проходу к их местам. В поезде совсем немного народа: процентов сорок от того, что бывает по будним дням до полудня — может быть, потому, что сейчас раннее утро. Мандарин не в курсе, сколько людей обычно ездит на синкансэне, но сейчас здесь, кажется, довольно тихо.

Они идут против хода поезда, поэтому могут хорошо рассмотреть сидящих на своих местах пассажиров. Люди, сложившие на коленях руки, люди с закрытыми глазами, люди, читающие газеты, работники компаний в строгих костюмах. Мандарин сканирует взглядом багажные полки над их головами и пространство возле кресел — нет ли там небольшого черного чемодана.

Мелкий Минэгиси на своем месте, в центре вагона. Спинка его кресла опущена, глаза закрыты, рот широко открыт, тело немного повернуто в сторону окна. Двое суток назад его похитили, затем долго держали взаперти, вызволен он был посреди ночи — и все это время глаз не сомкнул. Немудрено, что после всего этого он страшно устал и теперь отрубился.

Но ни одна из этих мыслей не посещает голову Мандарина. Вместо этого его сердце начинает биться как ненормальное, а дыхание перехватывает. Он быстро садится в кресло рядом с мальчишкой Минэгиси и дотрагивается пальцами до его шеи.

— Что, молодой господин мирно почивает во время таких серьезных событий? — интересуется Лимон, подходя ближе и останавливаясь рядом.

— Лимон, у нас действительно все очень серьезно.

— Насколько именно?

— Молодой господин мертв.

— Быть того не может. — Проходит несколько секунд, прежде чем Лимон добавляет: — Мы в полной жопе.

Он загибает пальцы. Выходит, четыре слова.

Божья Коровка

Нанао не может выбросить из головы навязчиво крутящуюся в ней мысль: если что-то случилось раз — случится второй, если что-то случилось дважды — это произойдет трижды, если нечто повторилось трижды — тройка станет четверкой; так что если нечто случилось всего лишь однажды — можно смело предположить, что это будет происходить до бесконечности. Прямо как эффект домино. Пять лет назад, когда Нанао взял свою первую работу, все пошло немного не так, как он ожидал, — прямо сказать, влип в порядочную историю, и после того случая как заведенный повторял про себя: «Случилось однажды — случится и дважды». Его мысли будто обладали материальной силой: следующая работа тоже оказалась полной катастрофой, а третья — просто настоящим кошмаром. Как будто он был маленькой лодкой, попавшей в свирепый шторм.

«Ты слишком зацикливаешься на этом», — не раз повторяла ему Мария[10]. От нее Нанао получает свою работу — Мария говорит, что она всего лишь клерк, сидящий в «зеленом окне»[11], но Нанао не уверен, что этим ограничиваются все ее обязанности. В его голове сами собой возникают слова, складывающиеся в подобия эпиграмм: «Я готовлю еду — ты ешь с моего стола», «Ты даешь указания — я тружусь в поте лица». Однажды он спросил ее:

— Мария, почему бы тебе тоже не заняться работой?

— У меня есть работа.

— Я имею в виду работу. Ну, на поле, в команде. Такой работой.

Нанао попытался представить все это, как если бы гениальный футболист стоял с края поля и наблюдал за неуклюжими потугами любителей, периодически высмеивая их грубые ошибки и покрикивая: «Эй, что ж вы все такие неумехи-то?!»

— Ты и есть тот гениальный футболист, а я на твоем фоне — просто любитель. Почему бы тебе самой не вступить в игру, разве благодаря этому наши дела не пошли бы лучше? И стресса для всех меньше, и результаты на высоте — что, разве не так?

— Я же женщина, о чем ты говоришь?

— Да, но ты отлично владеешь кэмпо[12], можешь запросто справиться одновременно с тремя мужчинами… И я уверен, что ты гораздо ответственнее, чем я.

— Я не об этом. Я же женщина — что я буду делать, если мне лицо изуродуют?

— Эй, ты из какого века вообще? Никогда не слышала о гендерном равенстве?

— Это сексуальное домогательство.

С ней невозможно было договориться, так что Нанао сдался. Видимо, ситуация будет оставаться такой до бесконечности: Мария будет выкрикивать команды, а Нанао — выполнять ее указания. Гениальный коуч и игрок-любитель.