Не дожидаясь, он вылез из кабины и приблизился к рельсам.
Они находились на другом перегоне, а может, просто на соседнем участке; дорога в этом месте подходила к рельсам очень близко. Ховик, опустившись между рельсов на корточки, пытливо оглядел заржавленную стальную поверхность.
— Прав я был, — сказал он Маккензи. — Тут поезд последний раз черт знает когда был. Глянь, ржавчина какая! Бог ты мой, плющ прямо по рельсам вьется.
— Значит, здесь они не проезжали, — сделал вывод Маккензи, — и что теперь?
— Теперь я уже почти знаю, куда они двинули. Между эти местом и тем мостом здесь только одна ветка — тут же, черт подери, по одной стороне дороги все время река, по всему участку, а по другую сплошные горы — в другом месте ветку здесь воткнуть
Они забрались в машину, размеренно пыхтевшую на холостом ходу.
— Ладно, — подытожил Ховик, — пока все идет гладко. А теперь давай не спи и держись. Там, куда едем, мотает так, что черт его дери.
Мотало так, что не просто черт его дери, а вообще раздери и брось. Ховик гнал машину по изъеденным эрозией грунтовкам и тропам, не щадя немощного мотора; только брызги летели из мелких ручейков, когда лысые шины проскальзывали по наносам щебня и грязи. Несколько раз пришлось останавливаться и вынимать из-под сидений топоры — прорубаться, иначе было не проехать. Попадались рытвины под стать траншеям и ухабы размером с ванну, в которые машина ухалась под самым невыгодным углом, даром что Ховик ехал осмотрительно, отчаянно лавируя.
— Слава Богу, глицерина с собой не везем, — смешливо заметил он. — Эгей, не забудь мне напомнить про историю с Билли-Клячей и динамитом.
Вспомнив кое-что, он неожиданно окинул пытливым взглядом Маккензи: зря, наверно, брякнул. Однако Маккензи никак не прореагировал — скорее всего, ни о чем не догадывается. Нынче рано поутру, отправляясь за грузовичком, Ховик заметил, как из-за деревьев возле теннисной площадки выбирается Элис Сантана. С ней был Билли-Кляча; парню, судя по лицу, скорее открылось что-то, над чем он издавна напряженно раздумывал.
В одном месте грунтовая дорога шла вниз и пересекала рельсы. Ховик, остановив машину прямо на путях, открыл дверцу и свесился из кабины, не заботясь выбраться наружу.
— Да, черт возьми! — сообщил он счастливым голосом. — Здесь точно был поезд. Видишь все эти кустики между шпалами? Посрезало их к дьяволу, причем не так давно. — Хлопнув дверцей, он поглядел на Маккензи. — Если только в этих местах не кочуют два разных поезда — а если да, то я кричу «караул!» и уматываю, — то мы теперь на верном пути. Бог ты мой, — добавил он с облегчением. — Поверить невозможно! Я ведь на самом-то деле на дух не знал, в какую сторону ехать.
Машина вновь задребезжала по старой грунтовке, взбираясь все выше в горы; несколько раз они пересекли рельсы туда и обратно.
— Ладно, — подытожил, наконец, Ховик, — похоже, удачу испытали достаточно. Не знаю, сколько еще ехать, но услышать нас на этой штуке они смогут еще задолго до того, как мы их увидим.
Ховик сбавил скорость, разглядывая идущую впереди дорогу. Машина затормозила перед очередным переездом. На той стороне дорога взбиралась на крутой подъем и уходила в лес. Ховик, на предельной скорости загнав грузовик на склон, срулил задним ходом с дороги, осмотрительно въехал под прикрытие деревьев, заглушил мотор и обернулся к Маккензи.
— Здесь вылезаем и идем пешком. Дай-то Бог, чтоб завелась, когда вернемся, а то домой шлепать да шлепать.
Влезая плечами в лямке нетяжелых рюкзаков, Ховик спросил:
— А когда в десанте… офицером был, а? И до кого дослужился? Серебряную шпалу схлопотал-таки?
— Серебряный лист, — отозвался Маккензи, поправляя лямку. — Подполковник.
— Да ну, врешь! — Ховик от удивления вытаращил глаза. — Хотя нет, зачем тебе… Смотришься ты, надо сказать, моложе. И кем был, штабником?
— Авиация.
— Ого! Да, у них по службе продвигались быстрее. Сукин сын. — Ховик подхватил винтовку. — Ну что, подполковник, сегодня вам шагать в одной колонне со штрафниками.
Когда спускались обратно к рельсам, Маккензи спросил:
— Что за зуб у тебя на офицеров — или был? Может, мне бы надо знать.
— Да нет, к тебе это никакого отношения не имеет. Да и время то прошло, — ответил Ховик, когда они выбрались на насыпь и зашагали по полотну. — Было дело лет сто назад, в болотах у устья Шатт-аль-Араб. Лейтенант — щегол, такой зеленый, что все еще пердел харчами из учебки — ляпнул по дурости, из-за чего почти весь мой взвод полег. Вот я его несколько раз и приласкал.
Маккензи рассмеялся.
— Крепко?
— Чересчур, пожалуй. Его на операцию отвезли в госпиталь при базе, а меня на год в Портсмутскую морскую тюрьму, а там — в дисбат. Да ладно, что вспоминать, — отрезал Ховик, — я уже сказал, теперь-то что.