Поезд жизни на колее судьбы

Разговор был прерван. Антуан и Мари принялись ужинать. Однако, прием пищи после серьезных разговоров уже не приносит должного наслаждения. Все происходит будто автоматически. «Ем – потому что надо» – так можно это описать. И ценность еды теряется, а ее вкус сразу же пропадает. Ты просто ее не чувствуешь, она проходит словно сквозь тебя настолько быстро, что не успеваешь ее распознать. Ощущение, что если бы в тарелке сейчас лежал кусочек резины или кожаного ремня, то ты все равно бы его съел. Мозг не может сконцентрироваться на еде, впрочем, как и организм в целом. Внутри либо бушует возбуждение после разговора, которое не может иссякнуть также быстро как и появилось, либо прокручиваются варианты действий, что тоже неблагосклонно сказывается во время приема пищи.

Сейчас между Мари и Антуаном различие было лишь в одном – она ела с аппетитом, а он без. Видно было, что на Мари разговор между ними особо не повлиял. Для нее он такой же обыденный, как для другого человека разговор о спорте, фильмах, политике и прочем. Она знала к чему идет и шла уверенно, не собираясь отступать. В голове Антуана же все крутились слова Александра, которые он ему сказал в день развода, взгляд Екатерины, когда она застала их с матерью и Жоржем в туалете ресторана. А главное, Антуан не знал куда сейчас качнутся его внутренние весы. Пойдет ли он против Мари до конца или же останется с ней на всю жизнь. Его раздражало то, что его мать так спокойна, так легка после разговора о таких серьезных вещей. Но он понимал, что ее правда постепенно поглощает его, и он уже был менее уверен в своих силах. Она говорит четко, уверено, что и перечить ей трудно. Радость Антуана от того, как он поставил ее в неловкое положение вопросом о звонке, улетучилась после того, как Мари словно перевернула все наоборот. И уже он чувствовал себя неловко. Антуан все больше понимал, в какую сторону качнуться весы уже совсем скоро, и понимал, что сам он не сможет справиться. Его нужно было спасать, но это не нужно было никому со стороны. Перед разговором в ресторане ему казалось, что у него хватит сил вытащить себя из всего этого и что он нашел этот выход. Но все оказалось не так и сейчас он готов приклоняться перед матерью, делать все то, что делает с ней начиная с шестнадцати лет. Весы уже заметно перевешивают в сторону того, чтобы остаться на всю жизнь с Мари. Он понял, что устал бороться только начав, понял, что не может.

«Стоит ли снова пробовать, снова пытаться? А вдруг снова ничего не выйдет? Вдруг все будет также, как произошло когда я был с Екатериной и придется вновь испытывать все вот это? А что со мной будет, если я уйду от матери насовсем?»

Он не видел для себя другого исхода кроме как остаться с Мари. Куда бы, к кому бы он не уходил, в конце концов он вернется к матери. Весы окончательно перевесили в одну сторону и больше не встанут в равновесии никогда.

– Чего ты молчишь? – спросила Мари, прожевав.

– А о чем говорить? – Антуан не поднимал глаз и механическими движениями орудовал ножом и вилкой.

Общение в остаток вечера так и не клеилось. Нормального ужина тоже не вышло. Осталась лишь пустота у Антуана внутри.

Поздним вечером они вернулись домой. В это время, в одной из квартир дома в Лионе, были слышны только крики, удары, чавканье. В комнате, окна которой были занавешены плотными темными шторами, Антуан делал все, что только ему хотелось со своей матерью.

– Ты! Ты испоганила мою жизнь! – он был сзади, а она спиной к нему, выгибаясь всем телом, с упором на локтях.

Ей казалось, что не только кровать, а вся комната ходит ходуном. Глаза ей было очень тяжело держать открытыми, а рот она не могла закрыть.

– Да, да! – кричала она, в перемешку со стонами, когда Антуан грубо, быстро, и резко, не останавливаясь, двигался в ней, – Давай, Давай! – она кричала это, повернув голову к нему.

– Ты, дрянь! – не прерывая движений он шлепал ее со всей своей силой. Казалось, что он просто бьет ее.

– Да, да! – только и кричала она на выдохе.

Он взял ее за волосы и заставил выгнуться так сильно, что она закричала: «А-ааа-а!». А сам чуть наклонился и сказал ей на ухо с такой злобой в голосе, что ее ноги, да и все тело, которое уже дрожали, стали дрожать намного больше:

– Ты мне ответишь за все, шлюха! – он толкнул ее в затылок, не выпуская волосы из руки и стал вдавливать ее голову в матрац, а его движения в ней стали менее быстрыми, но он стал прикладывать в эти движения всю силу. Позже он зажал сверху ее голову подушкой. Свободной рукой он продолжал и продолжал ее шлепать-бить, – ты наплевала на отца и на память о нем!