Поездка в Где-Нас-Нет

Свидерский, пообедав в своей комнате, вышел гулять в сад. В гостиной не было слышно ни орущего телевизора, ни пьяных воплей.

«Припугнули!» — понял писатель.

Он спустился по террасам сада вниз, пошел по дорожке среди поля в направлении луны, круглым ярким песочного цвета глазом освещавшая нереально-зеленые воды Женевского озера.

Вернувшись, он написал стихотворение.

«Вот и не зря съездил, — думал он. — Поработал, кое-что написал, да и природа здесь чудесная. Почему только люди всегда все портят?»

13

На следующий день он с утра упаковал свою тощую дорожную сумку и пошел в последний раз гулять по городку. Вернулся он с двумя банками купленного в булочной домашнего швейцарского варенья — дарить друзьям.

Мадам Конобеефф вызвалась подвезти его на своей машине до вокзала к женевскому поезду.

«Хочет убедиться, что я действительно уехал», — думал он, спускаясь по лестнице с сумкой в руках.

У подножия лестницы ему навстречу попалась мадам Беркутова.

— Берегитесь! — с театральным пафосом запыхтела она. — Мне показали ваш e-mail, и я знаю теперь, что вы обо мне писали. У меня теперь есть ваш электронный адрес, так что берегитесь.

— Заблокировать интернетовских хулиганов стало в наши дни на удивление просто, — с невозмутимым видом сказал Свидерский.

— Ваше счастье, что вы на ночь дверь спальни запирали, я проверяла. А то у меня есть нож…

— Вам бы в фильмах Хичкока играть, — усмехнулся Свидерский.

Выйдя на улицу, он устроил свою сумку в багажник.

В машине уже сидела Лана Фройнд. Она совершала свой очередной «шопинг», для которого — уже не в первый раз — подряжала в качестве водителя мадам Конобеефф. Лана Фройнд могла заставить кого угодно сделать для себя все, что угодно.

По дороге дамы разговаривали между собой. Свидерский в разговоре не участвовал.

Остановились у вокзала. Мадам Конобеефф вышла, чтобы открыть багажник.

— Кстати, как вышло, что вы показали мой e-mail m-me Беркутовой? — осведомился Свидерский, доставая свою сумку. — Я, по-моему, не давал на это позволения. Она и электронный адрес мой теперь знает — благодаря вам.

— Я не показывала, — сказала явную неправду мадам Конобеефф.

«Просто, как дважды два четыре, — подумал писатель, — если бы не показывала — откуда бы та вообще узнала о его существовании?»

— И еще одно, — продолжал он, чуть повернувшись в сторону открытого окна машины, за которым виднелся медальный профиль Ланы Фройнд. — M-me Беркутова заявила, что по ночам гуляет по коридору с ножом в руках. Мне кажется, есть смысл подсказать обитетелям дома, что им лучше было бы запирать свои двери.

— Ну, это опять ваши фантазии, — состроила мину мадам Конобеефф. — Или она пошутила.

— Хорошенькие шуточки, — пожал плечами Свидерский. — На вашем месте я бы остерегся. Когда имеешь дело с шизофрениками, можно ожидать всего.

На медальном профиле Ланы Фройнд не отразилось ничего, но Свидерский прекрасно знал: эта столь пекущаяся о своем здоровье и благоденствии дама теперь будет не только запирать свою дверь, но и дважды проверять, хорошо ли она заперта.

14

В самолете он думал: эх ты, monsieur Sviderski, ягненок ты, интеллигент недостриженный. Русский мужик бы дал этой чешской мадам такого пинка под зад, что, глядишь, и выбил бы из нее эту самую ее «што-за-хрению». А ты… Да и с остальными ты как-то не так. Типичные западные люди, ты же им — о морали, о совести… Да они и слов таких не знают. Проходили в школе, а потом благополучно забыли…

Финал чемпионата Европы он смотрел уже дома. Греки сражались в Лиссабоне с португальцами. У Свидерского как раз обнаружилась в шкафу полузабытая бутылка греческого «Кагора».

«После всей этой истории — буду болеть за греков, — думал Свидерский. — Греки всегда знали, как плыть против течения».

Вино было кроваво-сладким. Греки выиграли.