Поездка в горы и обратно

Дрогнувший было голос Алоизаса твердеет, он решительно указывает на стул, но тут с руки соскальзывает ее шарф. Он осознает себя хозяином, поднимает, вешает на спинку стула. Шарф сползает, приходится вновь нагибаться, к лицу приливает кровь. Длинная, чертовски длинная и неудобная штука. Мало того, что явилась без приглашения, возись еще тут с ее барахлом, думает он, все больше закипая от досады, что испортила ему вечер, хотя и многие другие подобные вечера кончались пшиком. Со злостью комкает шарф, бросает его хозяйке, та ловит, укладывает на колени.

— Пересядьте… Вам будет удобнее.

— Мне и здесь удобно… Надеюсь, не помешала? — Она и знать не хочет, что преподавателю неловко, не подозревает, как тревожит его ее молодое, крепкое тело. — А квартирка-то у вас маловата.

— Что, что?

— Довелось недавно одного вашего коллегу навестить. По сравнению с вами — цыпленок, а живет… Три комнаты, не комнаты — залы. Камин белого мрамора. Ковры.

В глуховатом голосе — притворное восхищение. Тусклые черные камешки глаз одинаково равнодушны и к роскоши, и к бедности.

— Гляньте-ка, штукатурка отстает. И вон там, и там. — Рассеянное внимание девицы, ее шарящие по комнате глаза не дают Алоизасу сосредоточиться, он тоже невольно переводит взгляд с предмета на предмет.

— Ох, упадет, смотрите, кусок с хорошую коровью лепеху. Как раз на ваш стол! Говорят, вы книгу пишете?

— Извините. Что вам все-таки нужно? — Алоизас едва сдерживается, вот-вот помянет черта. Не иначе, плетет она какую-то сеть, не разорвет ее сейчас — потом не выбраться.

— Ничего особенного. Бегу с тренировки, смотрю, у вас окно светится. Я ведь волейболистка. Не знали?

— Самое подходящее время для визита выбрали. Не так ли, коллега? — Алоизас тычет пальцем в циферблат часов. Невежливо, конечно, но пусть слопает. Часы больше не улика против Лионгины, просто предмет, показывающий время.

— Ох, и озверел наш тренер. Гоняет до седьмого пота. Я вон пропахла вся. Душа в спортзале нет. — Снова умышленно или бессознательно выпячивает грудь. — Когда уж тут заниматься?

— Сочувствую. Но чем могу помочь?

— Забыли поставить мне дифференцированный зачет.

— Простите, вы… Алмоне… Алмоне И.? — всплывают наконец в памяти ее имя и фамилия, ее ужасная пачкотня: на семь фраз семь орфографических ошибок. Теперь ясно. — Я за контрольную поставил вам двойку, вывел, так сказать, лебедя. О чем еще речь?

— Давайте договоримся, товарищ преподаватель: просто вы забыли подписать зачетку. — Она давит на него не только голосом — всем своим грузным, наглым телом, неподвижными блеклыми глазами.

— Не понимаю… Издеваетесь?

— Ну что вам стоит? Тем более, я студентка не вашей группы. Так, некая Алмоне. — Ее самоуничижение не слишком искренне, но она искренне не обращает внимания на то, что Алоизас взбешен. — Между прочим, коллега, которого вы замещаете, без лишних слов подписал бы. Вот моя зачетка!

Алоизас вяло листает протянутую книжечку. Мятая, с загнутыми уголками, от нее тоже несет гладиаторским потом.

— Разве так должна выглядеть зачетная книжка? Ах, коллега, коллега…

— Зачем читать проповеди? Лучше взгляните, какие у меня отметки!

— Сплошные пятерки? Нет, вот четверка и вот. Неужели ваши? — Алоизас чувствует себя одураченным. Где же собачий нюх преподавателя? Чего-то ты, значит, не улавливаешь, что-то проскальзывает мимо.

— Не сама же себе пятерки ставлю. — На лице Алмоне возникает слабая, словно не ей принадлежащая улыбка, грудь взволнованно колышется, все острее запах пота. — Видите, а вы собирались обидеть отличницу.

— Это ваша зачетка? — Алоизас кидает беглый взгляд на фотографию. На плечи сбегают волнистые волосы, целая копна. Однако короткая стрижка, липнущие ко лбу клочья ей больше к лицу.

— Пришлось обкорнать. С такими патлами неудобно гонять по площадке. Не сомневайтесь, товарищ преподаватель, это я, точно я! Подпишите, и не будем ссориться.

— Я и не ссорюсь, но дома экзаменов не принимаю. Пожалуйте на кафедру. — А сам продолжает размышлять о ее волосах. — И не жалко вам?

— Чего? Ах, красивых волос? Конечно, жаль. Только приходится жить не так, как хочется, а как надо.

— Ну это слишком мрачнее обобщение…

— Не читайте морали, преподаватель. Скажите лучше, сами-то живете, как хочется? Да ладно. Значит, подпишете на кафедре?

— Если ответите на мои вопросы.

— И не лень будет вам спрашивать? Между прочим, кое-кому моя новая прическа нравится, — она пригладила волосы большими сильными ладонями.

— Не кажется ли вам, что мы впустую сотрясаем воздух?

Алоизас встает со стула. Она и не собирается подниматься.

— И гардины пожелтели… Вон у коллеги вашего, у того, цыпленка, из Франции привезенные. И как это жена ваша такие занавески терпит?

— Оставьте в покое моего коллегу и мою жену. И вообще хватит! Визит окончен! — Алоизас почти кричит, и ему самому неприятны визгливые, не характерные для его голоса нотки…