Поездка в Израиль. Путевые заметки

Расписывая
прелести Бершебы,
нам объяснял
официальный гид,
сколь благостно
израильское небо,
под коим всяк
одет,
обут
и сыт.
Живем-де,
как за пазухой у бога:
едим бананы,
фаршируем фиш,[3]
есть кабаре,
кино
и синагога…
Дай Эйфеля сюда, —
второй Париж!
…Шел мимо человек,
рабочий с виду.
Остановился,
хмурый и худой.
— Товарищи!
Брехня!
Не верьте гиду! —
Кто здесь не жил,
тот незнаком с бедой!
Набросились на парня торгаши:
— Как смеешь ты?!..
— Проваливай, бродяга! —
А он
с усмешкой злой:
— Все эти блага
лишь на рекламе
ихней
хороши.
Что мне терять!
Тружусь и ночь и день я,
а все одно —
не прокормлю семью.
Собачья будка —
все мои владенья,
я дохну
в этом проклятом раю!
И, грудь прикрыв
краями мешковины,
побрел угрюмо вдаль…
А гид
опять
повел рассказ
про эти палестины,
израильскую
славя
благодать.

Под бременем «второй подписи»

Концертный зал тель-авивской филармонии был переполнен зрителями. На просцениуме разместился освещенный прожекторами израильский симфонический оркестр, основанный в 1936 году известным музыкантом Брониславом Губерманом.

— У вас всегда собирается столько публики? — спросил я своего соседа, пухлого, седеющего брюнета, на верхней губе которого странно подпрыгивали узенькие «испанские» усики.

Он засмеялся:

— Нет! Сегодня у нас гастролеры. А в обычные дни не заполняется и половины зала!

— Почему же?

— Билеты стоят слишком дорого. Оркестрантам, чтобы как-то просуществовать, приходится выступать с концертами почти через день. Публика знает их репертуар уже наизусть…

— Хорошую музыку можно слушать и по нескольку раз!

Толстяк выразительно дважды щелкнул средним и большим пальцами правой руки:

— А деньги? Такую роскошь не каждый может себе позволить!

В зале погасили свет. У пульта появился худощавый пожилой мужчина в белом смокинге — главный дирижер нью-йоркской «Метрополитен-опера» Димитрий Митропулос. Грек по происхождению, выдающийся музыкальный талант, он не нашел себе применения на родине и был вынужден еще в 1930 году, покинув Афины, скитаться по разным странам мира. Некоторое время он был «модным» в Соединенных Штатах, но за последние годы джазовая музыка всячески теснит его.

Израильская публика тепло встретила Митропулоса и прибывших с ним вокалистов, актеров «Метрополитен-опера» Хильду Цадек, Ричарда Тукера, Чезаре Барделли, Лавренце Давидзона.

В этот вечер они в концертной интерпретации исполняли «Тоску» Пуччини. После Митропулоса наибольший успех выпал на долю Хильды Цадек. Ее сильное драматическое сопрано и незаурядное актерское мастерство заставили австрийских музыкальных критиков после гастролей этой певицы в Вене писать, что она «не просто пела партию Флории, не просто играла ее роль, а в самом деле была ею».

Интерес к талантливой актрисе усиливался еще и тем, что она — бывшая жительница Иерусалима, воспитательница, а затем медицинская сестра в детском отделении иерусалимской больницы, стала певицей лишь после того, как десять лет назад покинула Израиль.

Через несколько дней после концерта мы встретились с Хильдой Цадек в вестибюле хайфского «Сион-отеля».

— Мы, советские туристы, с удовольствием слушали ваше выступление в Тель-Авиве. Вы доставили нам большое наслаждение!

— Ваша похвала меня особенно радует. В вашей стране ценят и понимают музыку. Правда, мне никогда не приходилось бывать в Советском Союзе, но я слышала о нем буквально чудеса. Если представится возможность, обязательно приеду.

— Будем очень рады.

У нас завязывается интересная беседа об интернационализме подлинного искусства, которое помогает народам лучше понять друг друга, об искусственных спутниках Земли, запущенных Советским Союзом, о Гилельсе, Давыдовой, Гмыре, Ван Клиберне… С большим восхищением Цадек говорит о музыке Дмитрия Шостаковича.

— Не ожидали, — говорим мы Хильде Цадек, — увидеть вас в Хайфе. Разве ваших концертов в Тель-Авиве больше не будет?

Она отрицательно качает головой:

— В городской филармонии около двух тысяч мест. Вторично заполнить такой зал публикой почти невозможно!

Припоминаю этот просторный, хорошо оборудованный концертный зал. В антракте после первого действия «Тоски» я спросил своего соседа:

— Скажите, почему в программе написано не «Зал филармонии», а «Фредерик Р. Манн Аудиториум»?