Поездка в Хиву

Несмотря на всю нашу меховую одежду, той ночью мы сильно замерзли. В Рязани, где при смене поезда пришлось прождать целый час, один русский дворянин, подсевший до этого в наш вагон на промежуточной станции, устроил скандал старику, отвечавшему за печку. Тот почему-то забыл подбросить дров. Дворянин вышел из себя и бранил старика последними словами. Провинившийся дрожал от страха и плакал, будто его наказывали кнутом.

Много времени потребуется русским на то, чтобы до конца избавиться от крепостного духа. С момента освобождения крестьян минул уже не один год, но рожденные и воспитанные в рабстве люди до сих пор не могут избавиться от чувства благоговения в присутствии тех, кто выше их по статусу. Возможно, это и к лучшему. Для России наступили бы горькие времена, если бы идеи социализма и нигилизма, набирающие сейчас популярность в крупных городах, распространились и в деревенской среде. Русское крестьянство в настоящий момент объединено такой любовью к императору, которая может сравниться, пожалуй, только еще с одним таким же всеобъемлющим чувством. Эта преданность Батюшке, как они называют своего царя, вполне им заслужена, поскольку император Александр пошел на огромный персональный риск, одним росчерком пера отменив рабство в своих владениях. Подобный шаг с его стороны, несомненно, требовал колоссальной нравственной отваги. Не много найдется на свете императоров, которые бы рискнули столь кардинально задеть интересы высших классов своей страны для совершения акта справедливости по отношению к низшим.

Возможно, единственным влиянием наумы крестьян, сравнимым по значимости с их привязанностью к царю, служит вера в Бога. Ни в одной стране мира, наверное, кроме России, это явление не имеет такой силы. В религии, крепко замешанной на суевериях, заключена здесь такая мощь, какая могла бы противостоять даже воле самого императора Николая. Церковная вертикаль тут определенно могущественней царя. Веками эти два начала в России взаимодействуют как рука с перчаткой. Что, в общем, и хорошо, поскольку любой раздор между ними неизбежно привел бы к революции.

В зале ожидания на станции в Ряжске официанты торопливо разносили стаканы с горячим чаем, который охотно заказывали все пассажиры. Для иностранца, кстати сказать, объемы этого напитка, потребляемые русским человеком, кажутся поистине ошеломляющими. Наша классическая английская прачка, таланты которой в этой области считаются исключительными, не имела бы ни малейшего шанса, вступи она в состязание с любым из подданных русского царя. На столике для закусок стоял большой samovar (латунная емкость, похожая на урну). Вода в нем поддерживалась в кипящем состоянии отнюдь не при помощи спиртовой горелки, как делается это у нас в Англии, а посредством дымовой трубы, помещенной внутрь этой самой урны и наполненной раскаленным древесным углем. Некоторые путешественники, очевидно, придерживались режима экономии. Вместо того чтобы положить сахар в стаканы, они держали небольшой кусочек во рту, подслащивая таким образом обжигающий напиток.

Решив использовать с толком наше промедление в Ряжске, я отправился изучать другие станционные помещения для проезжающих. Они были переполнены пассажирами третьего класса. Причудливое зрелище являла собой вся эта мешанина из разных народностей, набившаяся сюда подобно овечьему стаду и расположившаяся в самых разнообразных позах прямо на полу. В одном углу, например, крепко спал татарский купец, облаченный в длинный пестрый халат и сапоги с высоким голенищем. Голову его покрывала маленькая желтая феска. Он крепко прижимал к себе спящую женщину, лицо которой скрывалось под непроницаемой белой вуалью, а подле этой пары закутанный в тряпки ребенок играл с родительской меховой шапкой. Носовой аппарат звучно сопевшего рядом с ними мужчины характерными очертаниями указывал на несомненную принадлежность своего владельца к племени Израилеву. Время от времени обладатель шумного носа порывисто нащупывал небольшую кожаную сумку, предательски выглядывавшую из-под засаленного черного пальто и даже во сне остававшуюся предметом его тревоги. Зычным руладам иудея слаженно вторили раскинувшиеся в живописных позах ладно скроенные крестьяне в тулупах из грубой кожи, туго подпоясанных узкими кожаными ремнями с украшением в виде медных и серебряных пуговиц. Напротив печи, подогнув под себя ноги, в полудреме сидел старик бухарец в просторном халате. Судя по его виду, он находился под воздействием опиума и грезил, наверное, о райских гуриях и грядущем блаженстве. Парнишка со смышленым лицом, приходившийся с учетом сходства между ними, очевидно, ему сыном, старался отодвинуться, насколько это было возможно, от остальной груды тел, явно не слишком радуясь неожиданно тесному соседству с русскими крестьянами.