Поездка в Обонежье и Корелу

Несколько раз бывал я у большака; сначала он как будто скрытничал, но затем я был допускаем уже во все комнаты его дома; везде образа, везде лампадки, запах ладана — все это делает дом большака скорее домом молитвы, а отнюдь не жилым помещением. По пословице: на ловца и зверь бежит — мне в первый же раз бросился в глаза большой портрет, состоящий из 5 медальонов; я тотчас же узнал, кто изображен на портрете и узнал об этом портрете следующее: портрет был писан Симеоном Денисовым, а затем был подновляем; оказывается, что это единственный верный портрет Андрея Денисова и Симеона Денисова Мышецких, Даниила Викулича, Петра Прокофьича и инока Корнилия, с которого списки находимы были на Иргизе и в Чернораменскпх скитах. По моей просьбе большак дал мне этот портрет для снятия с него фотографических снимков, но конечно, с условием возвратить оригинал по миновании надобности. Остались еще у большака кое-какие интересные по своей древности иконы, но и они почти все переписаны в 1854 году. Есть у него и рукописи, которые тщательно охраняются от ненасытных переписчиков и которые Бог весть куда денутся после его смерти. Говорят, что у бывшего большака Степана Ивановича было весьма много и рукописей и книг, которые после смерти его достались его дочери; дочь попала в бедную семью, скоро овдовела и пораспродала эти драгоценности за бесценок; я сам купил у неё риторику, составленную и писанную самим Андреем Денисовичем Мышецким. Хорошо еще, если драгоценные большаковы рукописи (напр., Апостол XV века) попадут в добрые руки, а то пропадут они зря или у какого-нибудь станового в запечье, или в архиерейской библиотеке под слоем пыли и смрадной плесени.

LVI

Рано утром отправился я в дальнейший путь; с горки, на которой расположен Данилов, спустились мы к широкому, величественному Выгу и у берега нашли большую лодку с тяговою лошадью и гребцами. Путь от Данилова до Лексы уже не так удобен, как до Данилова, и здесь путнику представляется, так сказать, в первый раз случай приобвыкнуть к способу передвижений нашего севера. На что, кажется, широк Выг и глубок, — только бы плыть по нем да плыть, но на грех непутевые сельги то и дело врезываются в ложе реки, а отсюда неминуемые стремнины и пороги. Иной раз щелье к самой реке подойдет — вот, вот порог выйдет, да река покорится и пойдет помимо сельги искать себе выхода, и долго едешь о бок со щельистой сельгой, которая возвышается над головами в виде беспорядочно нагроможденных скал; но вот река нашла болотинку, низинку, — двинулась по тому направлению, благо мокринка ей течение облегчила; отошла таким образом от сельги и потекла тихо и мирно среди пологих, поросших огромною осокою берегов, а сельга все-таки своего направления не изменила и всегда тянется с северо-запада на юго-восток.