Поездка в Россию. 1925: Путевые очерки

— Позор! Тьфу, тьфу! — плевался истеричный тип в пенсне. В вагоне поднялся галдеж. Толстуха лепетала что-то бессвязное сквозь зубы, измазанные яичным желтком; «фабрикант колесной мази» тоже нахмурился, а бедная девушка в потрепанном воротнике из драной кошки, которая только что казалась такой печальной и трогательной, устремила на меня взгляд, полный ненависти. В ту минуту, когда скандал и драка казались неизбежными, мне на помощь пришел литовский железнодорожник. Он протолкался вперед и стал им что-то объяснять по-литовски. В разгар этих препирательств я выбрался из толпы и трусливо (как самый настоящий оппортунист) перешел в другой вагон, где остался стоять в коридоре рядом с высокой железной печью, от которой отчаянно пахло углем. Дело было ясное. Все против одного! И психопат, и полковник, и владелец завода колесной мази, и толстая тетка — все они хотели ответить «нашим» психопатам, «нашим» фабрикантам колесной мази, «нашим» толстым теткам. Позже тот же самый железнодорожник объяснил мне, что долговязый псих — негодяй и агент, словом, провокатор.

— Так вы едете в Союз? (В первый раз я услышал из человеческих уст слово «Уния», «Союз», «Союз Социалистических республик».)

— Да, я — журналист и еду в Союз в командировку.

— А я служил в красных войсках. Я — литовец, артиллерист. В семнадцатом году я был в Галиции. Мы там все стали красными. Но три года назад я вернулся в Литву. У меня здесь семья, жена и двое детей.

Он стал мне рассказывать о Литве, о ее парламенте, где есть четыре социал-демократа, но толку от них никакого. Так долго продолжаться не сможет. Страна живет на английские деньги. Рано или поздно она присоединится к Союзу!

Снаружи сгущались сумерки. Бесконечные могилы павших героев, линии стрелковых окопов, проходящие через пашни, время от времени артиллерийские укрепления и батареи, серые тучи, из которых полосами зарядил снег, — все это было необычно. И в то же время уныло и тоскливо. На станциях из вагонов медленно, неуклюже высаживались крестьяне со своими женами, державшими в руках большие полотняные узлы. На одной станции побольше, наверное, близ какого-то городка, на платформе, освещенной ацетиленовыми фонарями, стоял целый отряд пехоты с музыкой. Таможенники, конные жандармы со шпорами, барышни и прочая типично провинциальная публика на перроне и в довершение всего генерал, прибывший нашим поездом, в честь которого и был выстроен отряд пехоты. Послышалась команда на литовском языке, ударили медные тарелки, генерал в золотых эполетах поговорил с какими-то штатскими и встал перед развернутой шеренгой. Поезд тронулся, но из полутьмы еще долго доносились отзвуки военного оркестра, под этим серым, нависшим небом с кружащимися вороньими стаями вызывавшие ассоциации с похоронным маршем. В вагонах зажгли довоенные масляные лампы с черными коптящими фитилями, дающими трепетный свет; по дощатым стенам сновали тени. Евреи в черных кафтанах поглаживали свои курчавые бороды; легендарные русские мужики, постриженные в кружок, сушили свои портянки, плевали на пол и ковыряли в носу. Скромного вида женщина, тихая и съежившаяся, как промокшая птица, прилепила к оконной раме сальную свечу и читала «Präußentum und Sozialismus» Освальда Шпенглера^[289]. Это была немка, учительница из Риги. Она заинтересовалась Шпенглером в прошлом году, когда он читал в Риге публичную лекцию по приглашению курляндского немецкого Бунда. Кончилось это всеобщим разочарованием в Шпенглере.

— Пожилой, довольно полный профессор, очень скучный и самовлюбленный. Он заработал на этой лекции хорошие деньги. Курляндский немецкий Бунд оплатил ему спальный вагон первого класса в оба конца и въездную визу, а он приехал, за полчаса отчитал свои бумажки, а потом во время банкета даже рта не раскрыл. Крайне антипатичный, напыщенный болван!

В СПАЛЬНОМ ВАГОНЕ РИГА — МОСКВА (Примеры современной социальной мимикрии)

Рига с массивными траверзами своих мостов, огромными черными пароходами, высокими типично курляндскими четырехэтажными домами в свете зеленоватых огней мерцала, как освещенная сцена, представляющая веселую романтическую оперу.