Таунли
Беринтия. О, сколько угодно. Но прошу вас, пусть она будет как можно менее серьезна!
Таунли. Не правда ли, вот уже около двух лет, как я осмеливаюсь ухаживать за вами?
Беринтия. Не помню в точности, но это действительно длится утомительно долго.
Таунли. Разве вы не давали мне все это время основания считать, что мои ухаживания приняты благосклонно?
Беринтия. Должна сказать, что вы были необычайно назойливы, а я значительно более терпелива, чем вы того заслуживали.
Таунли. Я приехал сюда по вашему желанию и единственно ради встречи с вами. И что же? После целого месяца мучительного ожидания вы не соблаговолили объяснить или хоть как-нибудь оправдать свое поведение!
Беринтия. О небо! Мне оправдывать свое поведение?! Мне оправдываться перед вами? Грубиян! Ну-с, мой милый, серьезный полковник, имеете ли вы добавить еще что-нибудь?
Таунли. Ничего, сударыня, разве только что теперь меня ничуть не удивляет то, чему я был свидетелем несколько минут назад. Женщина, которая может играть нежными чувствами своего возлюбленного, способна кокетничать с мужем своей подруги.
Беринтия. Совершенно верно. А этот пылкий возлюбленный способен, чтобы не скучать в отсутствии кокетки, совращать жену своего друга. Ах, полковник, ради бога, не говорите мне о чести и о дружбе!
Таунли
Беринтия. А я не притворялась, будто не понимаю вас. Но вот и она сама. Вероятно, вы пожелаете остаться с ней наедине.
Таунли. Сударыня, ваше встречное обвинение – слабый способ защиты. И чтобы доказать, насколько вы ошибаетесь, я уклоняюсь от счастья, которое вы мне предлагаете. Ваш покорный слуга, сударыня.
Входит Аманда. Полковник Таунли шепчет ей что-то и уходит.
Беринтия
Аманда. Фи, Беринтия, мой поклонник! Неужели ты никогда не научишься серьезно говорить о чем бы то ни было?
Беринтия. Я говорю вполне серьезно.
Аманда. В твоем тоне так перемешаны насмешка и серьезность, что я не знаю, как отнестись к твоим словам. Мистер Ловлесс только что ушел. Может быть, это всего лишь мое воображение, но я замечаю в его поведении какую-то перемену, и это тревожит меня.
Беринтия. Ты ревнуешь, только и всего.
Аманда. Только и всего?! Так ревность – это ничто, по-твоему?
Беринтия. Это было бы ничем, будь я на твоем месте.
Аманда. Что бы ты стала делать?
Беринтия. Я бы излечилась от нее.
Аманда. Но как?
Беринтия. Я бы обращала на своего мужа не больше внимания, чем он на меня. Видишь ли, Аманда, ты можешь подозревать и сердиться, раздражаться, худеть, бледнеть, дурнеть, если тебе угодно, а я скажу тебе, что ни один стоящий мужчина не бывает верен своей жене. Не был и никогда не будет.
Аманда. Ты в самом деле думаешь, что он обманывает меня? Я никогда не подозревала его.
Беринтия. Думаю? Я убеждена в этом!
Аманда. Убеждена?!
Беринтия. Всецело! Он влюбился, когда был в театре.
Аманда. Верно… Но кто мог сказать тебе об этом?
Беринтия. Кто?… Таунли. Мне кажется, что муж твой избрал его своим поверенным.
Аманда. О Ловлесс! Какая низость! А что говорит об этом Таунли?
Беринтия
Аманда. Правда? О мое сердце! Я совсем больна. Милая Беринтия, не оставляй меня ни на минуту…
Картина третья
Фэшон. Итак, Лори, вот наше поместье, если только нам удастся вступить во владение. Но мне кажется, что наш фамильный замок похож на Ноев ковчег, в котором обитает всякой твари по паре.
Лори. Э, сударь, что за беда! Заполучите наследницу, а дом пусть забирает дьявол!
Фэшон. А по-моему, надо заполучить дом, а дьявол пусть забирает наследницу. Но не будем терять времени. Постучи-ка!
Фу, черт, оглохли они, что ли? Стучи-ка сильнее!
Лори. Ей-богу, сударь, это какой-то заколдованный замок. Сейчас выйдет великан с палицей и вышибет нам мозги!
Фэшон. Тише. Идут.
Слуга
Лори. Отопри дверь и посмотри. Что ты разговариваешь через дверь, мужлан!
Слуга
Фэшон. Тьфу! Будь с ним поласковей, Лори, не то нас застрелят на самом пороге счастья.
Лори. Ей-богу, вы правы, сударь. Эй, мистер! Как вас там! Не угодно ли вам впустить нас – или мы должны рыдать здесь, словно плакучие ивы?
Слуга. Чего вам?