Поездом к океану (СИ)

На Рождество он домой не поспел. Приехал через пару дней, известив письмом тётушку Берту и больше никому не сказавшись. Если бы мог, и ей бы не писал. И праздников не хотел. Хотел, чтобы побыстрее. Обернуться — и снова в Париж. Но не явиться пред очи старой матроны, успешно примерившей роль главы их семейства после смерти папаши Виктора, Юбер не посмел. И спорить с ней не посмел, когда она журила его за худобу и беспорядочный образ жизни. И еще за невнимание к себе и своему здоровью. И еще за упорное нежелание взять, наконец, дела в свои руки и дать ей хоть немного покоя, а не добавлять головной боли еще и его злосчастной недвижимостью.

Ему повезло. В этот год, постепенно превращающийся в сыплющуюся, как песок, горсть воспоминаний, обосновавшийся на руинах Юберового гнезда американский десантник умчал за океан безымянную родственницу Берты Кейранн, которая, скорее всего, им никакая и не родственница. Но у них это было семейное. Всех подбирали и принимали в «свои». Те времена абсолютного детского счастья и безмятежности сейчас, ему казалось, всего-то однажды приснились, а он принял их за действительность.

Но глядя в куриные желтоватые глаза неунывающей тетки, которая дважды вытаскивала из петли собственную изнасилованную немцами дочь, хлыстала ее тяжелой рукой по щекам и кричала: «Опомнись, дурная!» — Юбер думал, что, может быть, что-то когда-то и было. Счастье, покой, любовь.

— Огорошил так огорошил! — причитала она, суетясь по кухне без остановки. В ее маленьком отеле, где когда-то случилась страшная оргия, сейчас людей хватало, всех еще поди накорми. И Юбера усадили в углу, ужинать, покуда тетушка заправски руководила приготовлением еды для своих постояльцев, которые занимали почти все комнаты. И даже немного верилось, что прежние времена ожили хотя бы здесь.

Потом она оказалась у его стола, подкладывая ему еще рагу в тарелку, хотя он не просил, и вкрадчиво проговорила:

— А может, еще передумаешь? Сам посуди, зачем продавать? Стоит себе и стоит! Мешает, что ли? Так ведь есть куда возвращаться! А то и правда — уйдешь в отставку и будет тебе занятие. А пока жильцов снова найдем, чтоб не ветшало.

— Исключено, — отозвался подполковник Юбер, чуть заметно поморщившись. После дороги ужасно клонило в сон и ныла кое-как затянувшаяся рана. Врачи говорили, ему не встать с больничной койки до Нового года. А он, между тем, прикатил в Лион. И даже считался вполне здоровым, хотя пробитое легкое тому никак не способствовало. В нем так и засел осколок, который вынуть не смогли. Небольшой совсем. В сантиметре от сердца. Потревожить его эскулапы не рискнули — с ним и жить.

— И кто же исключил? Ты? Не навоевался? — снова ринулась в наступление тетушка Берта, уперев руки в пышные бока и не желая ничего слушать. Впрочем, Юбер и не перечил. Аргументы были бы бессильны в любом случае. А он, помимо прочего, еще и слишком устал, чтобы спорить.

В один из дней, проведенных им в госпитале, в перерывах между перевязками, он, чтобы не сойти с ума, строил свою дальнейшую жизнь хотя бы мысленно. Все, что он мог тогда, пытаясь совладать с неподчиняющимся ему более телом, это думать. И он думал очень много, как не приходилось в течение всего его пребывания в Индокитае. Никогда не тяготило его одиночество так, как в то время.

Иногда он вспоминал генеральшу Риво, которая стала его навещать вслед за мужем и приносить ему книги. В Констанце она его не выносила. А здесь — пожалела, не иначе как сына, которого у нее отняли немцы. «Бедный, бедный», — слышал он сквозь сон ее голос, когда она пришла первый раз из чувства долга. Они ведь знакомы. И у него в Париже ни души. Нельзя его оставлять.

— До тех пор, пока моя страна не навоевалась, — куда мне? — усмехнулся он, все-таки поднимаясь со стула. — Спасибо, ужин был вкусный. Ключ!

— Уже уходишь? — охнула мадам Кейранн. — А как же Мадлен? Она должна прийти, как проводит Фабриса на вокзал. Она так ждала, чтоб повидаться!

— Я уезжаю только завтра к вечеру. Успеется. Переночую в доме. Захочет прийти — пусть приходит.

— А ты сам-то? За столько лет один раз прикатился и то — сразу обратно.

— Меня ждут дела, — пожал плечами Юбер и снова мягко улыбнулся: — Ключ, тетушка Берта!

Немолодая дама сердито фыркнула и сунула руку в передник, пошарив в кармане, после чего на ладони Анри оказался кусок железа, который должен был отворить двери в его прошлое, которое, возможно, он себе придумал по малолетству. И которого он видеть не хотел, ведь тетка права — за столько лет первый раз. И рад бы не приезжать, но невозможно решить все на расстоянии.

— Там не топлено с прошлого года. Замерзнешь! — буркнула она. — Переночевал бы лучше у нас, дорогой.

— Разожгу камин и буду спать под двумя одеялами. Там дрова-то есть?

— Фабрис угля привез. Если не отсырел…