В конце концов, впервые за последний год с лишним ему выпала целая неделя отпуска, и ее он намеревался провести там, где хочет сам, а не там, где диктуют условия работы.
Требул подходил. Требул вообще всегда был хорошей идеей, что, как ни странно, совсем не зависело от воспоминаний, связанных с ним, кои должны бы отталкивать его от этого места. Не отталкивали. Скорее напротив – притягивали как магнитом.
Сюда он мотался хоть на ночевку в те редкие дни, когда удавалось выделить пару часов, чтобы поужинать с семьей по пути из Бреста. Когда едешь из Тулона или из Шербура такой радости себе не доставить. И он очень хотел думать о Тур-тане, как о чем-то своем собственном. Иногда у него даже выходило. Он привыкал.
- А вот и Требул, - проговорил водитель, кивнув головой на огоньки, и даже этот жест вышел у него ужасно брюзжащим, - дальше-то куда?
- К старому маяку.
- На ферму, что ли?
- Там, кажется, ничего другого поблизости нет, - улыбнулся Анри и прикрыл веки, сделав вид, что совсем не воспринимает слов старого ворчуна. Усталость и впрямь брала свое. Кажется, уже бы и заснул под покачивание и рев двигателя, если бы не предвкушение конца пути. В следующий раз он раскрыл глаза, когда машина остановилась, довольно резко дернувшись и заставив его подпрыгнуть на сидении.
Часы демонстрировали почти десять вечера, а в одном из окон горел свет. И значит Беллары еще не спят и накормят его хорошим ужином. Есть тоже хотелось просто ужасно. Его дорога в этот раз вышла бесконечной. Еще позавчера он прибыл в Тулон после нескольких недель в море, оттуда рванул в Марсель, чтобы в военный порт переправить грузы с провиантом. А после была дорога в Париж – держать отчет в министерстве. И наконец получить, помимо слов благодарности, еще и целую неделю свободы, к которой он даже не с особенно тремился. Напротив, его вполне устраивала работа на износ, как в последнее время с приходом де Латра в Индокитай.
Словом, из министерства подполковник Юбер рванул прямо на аэродром, откуда его и доставили на авиабазу 271 Ренн Сен-Жак – благо, знакомые ребята подобрали. В чемодане – минимальное количество вещей, с которыми он исколесил весь мир от Европы через Африку и до Азии. А на нем все та же военная форма, и правда сделавшаяся второй кожей. Сейчас и тренчкот, и мундир, измятые и пыльные, нуждались в том, чтобы их привели в порядок, собственно, как нуждался в том же и сам Юбер, которые сутки едва державшийся на ногах.
Впрочем, ощущая под ними землю и прекрасно слыша поблизости шум мартовского океана, он находил, что мир вполне себе сносен, вероятно, предвкушая, как скоро окажется в постели, перед тем набив живот. Водитель вытащил из машины его чемодан, торжественно вручил ему в руки и, сев обратно за руль, рванул в Дуарнене. А Юбер, слегка прихрамывая, направился к дому. Вошел в ворота и по широкой аллее поплелся к крыльцу. Под ногами весело поскрипывали мелкие камни, было немного влажно и скользко от дождя.
Он поднялся на несколько ступенек и позвонил в дверь.
Ждать же пришлось довольно долго, и он воображал себе переполошенную Мадлен в ночной сорочке и недотепу Фабриса, спешащего открывать. Именно его смазливую физиономию он и ожидал увидеть первой, да только ошибся.
Сначала была узкая щель приотворенной двери, в которой из темноты глядела на него керосиновая лампа. И срывающийся, до смерти перепуганный непонятно по какому поводу голос молодой мадам Беллар:
- Господи Боже, Анри?! Ты?
- Между прочим, здесь холодно и сыро! И если меня, к черту, не жалко, то ты простудишься! – шутливо рыкнул он в ответ, и дверь тут же распахнулась. Юбер шагнул внутрь, все еще не чувствуя подвоха, в то время как Мадлен от его объятия, в которое он тут же ее заключил, по-настоящему дернулась, будто бы ей больно. Лампа упала на пол и покатилась по ковру. Юбер выдохнул: «Ах ты ж черт!»
А Мадлен отскочила в сторону, едва только он бросился ликвидировать последствия, дабы не наделать пожара. Им повезло, светильник не разбился.
- Свет включи, что стоишь? – скомандовал Юбер, не глядя на кузину и мостя погасшую лампу сам не зная на что в наступившей темноте, а когда коридор осветился, резко обернулся к ней, запахивавшей воротник халата у горла и крепко сжимавшей его белым кулачком. Рукав ее сполз до локтя, и Юбер замер, не в силах отвести взгляда от фиолетового запястья. Такого темного, словно бы кто-то перебил ей там вены, и под кожей растеклась кровь.
Она едва стояла.
Он никогда не видел ее такой.
Даже тогда. В их прошлом, о котором не вспоминали.