В квартире стуком по паркету звучали уверенные мужские шаги. Снова говорили через стенку от нее. Дым крепких сигарет, казалось, стоял коромыслом даже здесь, в комнате, которую отдали ей.
Она не понимала, что они решают. Она не понимала, к чему они придут. Среди их голосов она выискивала один-единственный, который сейчас, будто бы выдохнувшись, больше отмалчивался. Говорили остальные, предлагая, убеждая, уговаривая. А Аньес подумалось, что, наверное, у них этак заведено. Они забывали, что в доме две женщины и дети. Их голоса становились все грубее и громче. И пили они, должно быть не только кофе, но и что-то куда более бодрящее, а Аньес в этот момент уже твердо знала, что эти мужчины сплавлены крепче, чем можно сплавить металлы. Так людей сливает в единый материал война, а потом закаляет, как калят сталь. И когда под ногами не будет почвы, они станут оплотом друг другу. Последним и, наверное, потому самым крепким. Ей такого очень мало доводилось видеть, и вот поди ж ты. Под этой крышей. Человек, которого она знала столько времени и, оказывается, не знала совсем.
Потом снова звонил телефон. И снова говорили. Кто-то кого-то искал. Похоже, чья-то жена своего подгулявшего мужа.
Разогнала их всех, в конце концов, немка. У нее это выходило тихо, едва слышно, но мужчины слушались. Разобрать, что она им сказала, не представлялось возможным, но умолкли они скоро.
Когда уже светало, на пороге, пошатывающийся, показался темный силуэт Лионца. Он стоял так некоторое время, глядя на Аньес, а потом прошел внутрь, закрыв за собой комнату. Не раздевался. Подле нее ютиться не пытался – кушетка была узенькой. Он устроился в кресле в изножье ее постели, вытянув ноги вперед. Аньес хорошо слышала запах табака и алкоголя, исходивший от его тела, и подумала, что ей им не надышаться. Он не спал. Он смотрел на нее. А она, лежа на спине, на него. До тех самых пор, пока снова не провалилась в сон, теперь уже крепкий, здоровый и до самого утра.
[1] Служба внешней документации и контрразведки (фр. Service de documentation extérieure et de contre-espionnage, SDECE) — внешняя разведка Франции с 1946 по 1982 годы.
[2] Французское радиовещание и телевидение (фр. La Radiodiffusion-télévision française - RTF) – французская национальная государственная компания. Создана 9 февраля 1949 года вместо Французского радиовещания (RDF). Генеральный директор назначался правительством. Телерадиокомпания была полностью лишена самостоятельности и всегда находилась под прямым контролем государства в лице Министерства внутренних дел.
На следующий день, ближе к обеду, как только Юбер завершил свои дела, они смогли выбраться в путь. Он все устроил таким образом, что придраться было довольно трудно. Написал прошение о двухнедельном отпуске, а после событий в Тонкине ему не отказали. Не было ничего удивительного в том, что после операции один из основных ее участников попросил о некотором времени, чтобы прийти в себя.
«Неважно выглядите, Анри, - заметил напоследок де Тассиньи, с которым они встретились, когда Юбер уже получил разрешение уехать. – Я надеюсь ничего дурного?»
«Я всего лишь еду в Требул, домой», - добродушно ответил подполковник.
«Вы последнее время туда зачастили».
«Старею, становлюсь сентиментальным. Но вы ведь знаете, в Тур-тан проведена телефонная линия. В случае необходимости до меня довольно легко добраться».
«Я буду молиться о том, чтобы вы никому не понадобились, пока отдыхаете!» - громогласно расхохотался де Тассиньи, и Юбер вторил ему. А ведь готов был и сам молиться, чтобы никому не понадобиться. Вот только не знал – как. Не умел. Да и не верил.
Потом де Тассиньи умолк и неожиданно серьезно, несколько непохоже на себя сказал: «Вам и правда нужна передышка. И покажитесь врачам, цвет лица мне ваш совсем не нравится. Вы не так много пьете, чтобы быть таким серым».
«Ну я же не женщина, чтобы вам нравился мой цвет лица», - широко улыбнулся Анри и не знал, что еще на такое можно возразить.
С погодой им не повезло. Почти с самого утра шел дождь, никак не желавший прекратиться. И в час, когда он забирал де Брольи из квартиры Уилсонов, тот барабанил мелкими, но частыми, злыми каплями по стеклу его авто. Аньес, как ему казалось, было плевать, куда и для чего ее везут, она ничего и не спрашивала, оживившись лишь раз, но так, что у него перехватило дыхание от невыносимой тяжести, сдавившей сердце.
- Мне нужно домой, - сказала она, когда они свернули на запад, чтобы выбраться из Парижа. – Я хочу взять игрушку Робера. У него там слоненок, он смешно стучит в тарелки при заводе. Мама забыла.
- Они заберут его потом. Ты все равно не сможешь сейчас его привезти к ним.
- Нет, я себе, - сдержанно ответила Аньес. – Я... чтобы у меня что-нибудь было.
У тебя было все! – хотелось воскликнуть ему.
У тебя было все, но тебе оказалось мало!
Но добивать ее этими словами он не мог. Она живой человек, а это – все равно что прикладом двинуть в висок.
- Ты подаришь ему еще много игрушек после. Когда все это закончится. Я тебе обещаю.