Синь! Естество небес — чертог Селены[506],В покоях солнца сотканный альков,Шатер Атланта, полог неизменныйЛиловых, серых, сизых облаков.Синь! Естество воды — у океана,У рек, бегущих бездну наполнять,Ни пене, ни камням, ни урагануВрожденной этой сини не отнять.Синь! Ты в родстве с покровом рощ зеленыхИ, с изумрудом трав обручена,Ты ворожишь фиалками на склонах.Как ты искусно чертишь письменаРезных теней! Но взгляды синих глазСильней всего приковывают нас!
Ты — тот, кто ветру подставлял лицо,Кто видел в дымке тучи обложныеИ вязы среди звезд заиндевевших;Пожнешь ты жатву — лишь весна придет.Ты — тот, кому казался книгой светКромешной мглы, которая питаетТебя всю ночь, до появленья Феба;Тебе весна сторицею воздаст.О знаньях не пекись — и будь как я:Ведь песенке моей неведом холод,О знаньях не пекись — и будь как я:Мне внемлет Вечер. Тот, кто загрустилПри слове праздность, — праздным быть не может.Лишь наяву ты думаешь, что спишь.
Быть в стороне, как я, — удел невежд.Но слышу про тебя и про Киклады[509],Как домосед, исполненный надеждУзреть в морях коралловые клады.Да, ты был слеп, но пелену ЗевесСорвал, открыв тебе простор небесный.Пан пеньем пчел звучать заставил лес.Из пены Посейдон шатер чудесныйТебе соткал. На берег темнотыСвет хлынул, пропасти — травою сочнойОделись, и трояким зреньем тыРаскрытье утра видел в час полночный.Не так ли Артемиды[510] властный взглядПронзал три царства: небо, землю, ад?
Четыре разных времени в году.Четыре их и у тебя, душа.Весной мы пьем беспечно, на ходуПрекрасное из полного ковша.Смакуя летом этот вешний мед,Душа летает, крылья распустив.А осенью от бурь и непогодОна в укромный прячется залив.Теперь она довольствуется тем,Что сквозь туман глядит на ход вещей.Пусть жизнь идет неслышная совсем,Как у порога льющийся ручей.Потом — зима. Безлика и мертва.Что делать! Жизнь людская такова.