Стремление Пастернака к законченной психологической конкретности, очевидное в ряде стихотворений «Разрыва», поясняет, в самом общем виде, одну из интереснейших сторон возможного воздействия «женской» музы Ахматовой на «мужскую» поэзию. Блок всегда разграничивал «женское» и «женственное» и от воздействия «женского» был застрахован высочайшим представлением о «женственном» - традиционно-идеальном. Маяковский и Пастернак, во всяком случае Пастернак «Разрыва», имеют дело с «женским», далеким от идеального. Погружаясь в эту сферу, «мужская» поэзия сама начинает вести себя «по-женски», поддается стихии неконтролируемых чувств, сводит счеты, вступает в перепалку. Это особенно относится к Маяковскому, который по трагической взвинченности чувств бесконечно превзошел Ахматову: она-то, при всей женской откровенности, была как раз сдержанной, хранила внутреннюю меру и достоинство - начало «мужественное», как сказал бы Блок, отличное и от «женского» и от «мужского». А Пастернак? Выше в нашем разборе подчеркивалось различие между «Марбургом» и «Флейтой-позвоночником». В «Разрыве», наоборот, Пастернак сближается с «Флейтой». Он негодует, осуждает, ведет себя резко, «по-мужски» - и невольно уравнивает «мужское» с «женским»: «зуб за зуб», разговор на общем языке. И, может быть, не случайно Пастернак, по воспоминанию Н. Виль-монта, именно Маяковскому отказался читать «Разрыв»: он должен был чувствовать вновь возникшее сходство, которое он так упорно преодолевал.
Ахматова «Четок», которую особо ценил Пастернак, для самой Ахматовой по тем временам была уже пройденный этап. Уже в «Белой стае», в русле темы предназначения, поэтическая героиня Ахматовой поднимается над властью жизненных обстоятельств, осознав свою судьбу как особую, провидческую: «Нет, царевич, я не та, // Кем меня ты видеть хочешь, // И давно мои уста // Не целуют, а пророчат» («Нет, царевич, я не та...»). А Пастернак в «Разрыве» как бы поступается широкими мировоззренческими принципами, разработанными в «Марбурге», оказывается пленником конкретной ситуации, «страсти». Сравним стихотворение Ахматовой 1915 года «Из памяти твоей я выну этот день...», которое позже, в письме 1940 года, дважды отметил Пастернак, увидевший в нем предвестие «новой» Ахматовой, и близкое к нему по теме стихотворение из «Разрыва» «От тебя все мысли отвлеку...».
Речь Ахматовой по видимости проста, но это обманчивая простота.
Из памяти твоей я выну этот день,
Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:
Где видел я персидскую сирень,
И ласточек, и домик деревянный?
О, как ты часто будешь вспоминать Внезапную тоску неназванных желаний И в городах задумчивых искать Ту улицу, которой нет на плане!
При виде каждого случайного письма, При звуке голоса за приоткрытой дверью Ты будешь думать: «Вот она сама Пришла на помощь моему неверью».
Сюжетно стихотворение строится на поведении «его», героя, но внутренний смысл и объем его определяются силой, которая заключена в героине (авторе), силой властной и таинственной. Простые на первый взгляд стихи не поддаются пересказу и логическому истолкованию. Собственно, как это - «из памяти твоей я выну этот день»? И если «выну», то почему «при звуке голоса за приоткрытой дверью» такая ясная, однозначная мысль героя: «Вот она сама...». А это высокое, библейское, не о боге - о «ней»: «Пришла на помощь моему неверью». Вспоминаются, по контрастной связи, тютчевские стихи: «Не скажет ввек, с молитвой и слезой, // Как ни скорбит перед замкнутой дверью: // «Впусти меня! - Я верю, боже мой! // Приди на помощь моему неверью!..» («Наш век»). И вообще: взор беспомощно-туманный, тоска внезапная, желания неназванные, города задумчивые, дверь приоткрытая,- все в стихотворении Ахматовой на грани, на рубеже; в дело вступило какое-то иное измерение жизни, в которое вовлечен и с которым не в силах справиться «он», герой.
Как все проще, «без тайны» у Пастернака:
От тебя все мысли отвлеку Не в гостях, не за вином, так на небе. У хозяев, рядом, по звонку Отопрут кому-нибудь когда-нибудь.
Вырвусь к ним, к бряцанью декабря. Только дверь - и вот я! Коридор один. «Вы оттуда? Что там говорят? Что слыхать? Какие сплетни в городе?»
Ошибается ль еше тоска? Шепчет ли потом: с Казалось - вылитая», Приготовясь футов с сорока Разлететься восклицаньем: «Вы ли это?»
Пощадят ли площади меня? Ах, когда б вы знали, как тоскуется, Когда вас раз сто в теченье дня На ходу на сходствах ловит улица!