Поэзия Бориса Пастернака

«Опыт больших поэтов», изложенный в «Волнах»,- это, естественно, концентрация опыта и самого Пастернака, итог, вывод на пройденном отрезке пути. Не составляет никакого труда найти похожие идеи в других его произведениях, включая и «Спекторского»,- ими, пусть не в таком густом составе, проникнуто все.

В «Волнах»:

В родстве со всем, что есть, уверясь...

В «Спекторском»:

Попутно выясняется: на свете

Ни праха нет без пятнышка родства...

В «Волнах»:

И знаясь с будущим в быту...

В «Спекторском» (стихи Ильиной): В мой обиход врывается земля.

Главный герой романа из круга таких мыслей и состояний отнюдь не выключен. Они присущи ему (как Ильиной, как самому автору), только у него они не стянуты в узел, мало звучат как выражение продуманных «стремлений и устоев». Они разрозненны и проступают вдруг, по ходу дела,- чаще всего в пейзажных восприятиях. В ранних вариантах герою было отпущено больше. Там он чаще размышлял, и размышления его близки авторским мыслям в самом романе, а также будущим «Волнам».

В раннем варианте пятой главы («Красная новь», 1928, № I) по-иному выглядела встреча героя с Бальцем в 1913 году. Там Бальцу дана развернутая и едкая характеристика. Спекторский, раздраженный этой встречей («Плевать ему на выродков и Ксерксов!»), а заодно и спорами с сестрой, противопоставляет их теориям свой, «нетеоретический», взгляд на мир.

Как им везет! Наташа, Сашка... Жаль. Но все их знанье - одного покроя. К кому ж пойдешь? Одна ночная даль Приемлемые заключенья строит.

Она их строит из ветвей и звезд. Как дикий розан в ворсяных занозах, Весь воздух дня, весь гомон, весь извоз, Вся улица - в шипах ее прогнозов.

Вот и сейчас в окно, как сквозь надрез, Сочится смех, и крепнет вишни привкус, И скачет чиж, и вечер детворе Грядущей жизни делает прививку.

В девятой главе (вариант - «Красная новь», 1929, № 12) мысли Спекторского о возможной судьбе Марии («Счастливей моего ли и свободней // Или порабошенней и мертвей?») тоже имели продолжение:

Не надо трогать этого. Не правда ль? Как хорошо! Ты впущен на прием К случайности; ты будущим подавлен И по двору гуляешь с ним вдвоем.

В обоих случаях проступает мотив «будущего в быту». Он здесь, пожалуй, не имеет той философской емкости и свободы от частных толкований, которая появится в «Волнах». Он больше связан с конкретным сюжетным моментом и, соответственно, с конкретным душевным настроем героя. Но все-таки он не следствие только данной ситуации, а черта миропонимания и в этом смысле черта постоянная.

Жизнь в ее органическом, природном ряду поразительна для Пастернака своей неоспоримой «очевидностью», «наглядностью». Любой замысел, любую теорию Пастернак готов испытать мерой наличия в них такой «наглядности». (В «Волнах», мы помним, речь в этом аспекте идет ни много ни мало о пятилетке, о «нашем генеральном плане».) Это желание видеть все в человеческой жизни таким же естественным и непреложным, каково положение дел в природе, содержит особую и характерную чрезмерность - не буквальной программы, а нравственного и эстетического императива. Здесь, во всей характерности, властвует сознание художественное. Будучи грубо наложено на подвижную историческую реальность, оно равно может показаться утопией или пассеизмом. Как к конкретной программе подступиться к нему не так-то просто, хотя внутренняя правда его впечатлающа и высока.

Наложение, впрочем, так или иначе происходит, и противоречие сказывается. «Правота... судьбы, сложенья и удела» (чувство однородности жизни) внутренне измеряется правотой самого творения мира, равно существующей для прошлого и для будущего. События же исторического ряда не слишком благосклонны к метафорам поэтического мышления, содержание которых ориентировано на вечное. Герой Пастернака увереннее сознает себя в прошлом и в будущем, чем в настоящем. В цитированном отрывке варианта девятой главы («Не надо трогать этого. Не правда ль?..») он пытается утвердить себя в настоящем. Для этого ему надо допустить известную подмену, уравнять две случайности. Подобно тому как явления космической, природной жизни не вызывают у него вопроса «зачем?», он отказывается искать разгадку и в событиях исторического ряда: «Неведомое! Вот оно, без спички // В любых потемках видное лицо». Он почти благодарит судьбу за свой удел. Но в реальных жизненных ситуациях это обрекает его на положение страдательное, на внешнюю пассивность или компромисс: современность требует поступка, поведения.