Поэзия и проза Древнего Востока

– Так ведь Дань хотел только предостеречь учителя. Разве мог он усомниться в нем? А ныне, когда наставник покончил с собой, Даню остается одно – самому покинуть сей мир.

Наследник долго потом пребывал в беспамятстве, был сумрачеп и темен.

Однажды наследник устроил пир, на который пригласил и Цзин Кэ. Когда все изрядно охмелели, Дань поднялся, чтобы самолично поднести ему чашу. Тогда храбрейший муж по имени Ся Фу выступил вперед и обратился к Цзин Кэ с таким словом:

– Известно, что с тем, кто не обрел доброй славы на родине, нечего толковать о высоких деяниях, равно как, не зная об умении коня мчать колесницу, нельзя судить, хорош он или же плох. Вот я и спрашиваю: какую службу может исполнять у нашего принца Цзин Кэ, ныне издалека прибывший к нам? – Так Ся Фу хотел исподтишка задеть Цзин Кэ.

Тот ответил:

– Мужа редкостных в мире достоинств не всегда годится равнять с жителями его родной деревни. Коня, по всем статьям равного тысячеверстому скакуну, не следует впрягать в колесницу. Так, в древности Люй-ван[480], покуда резал скот и удил рыбу, был презреннейшим человеком в Поднебесной. Лишь повстречав Вэнь-вана, он сделался наставником в царстве Чжоу. Жеребец быстроногий, когда возит соль,– бездарнейшая кляча. Но заметь его конюший Бо Лэ, и он обернется тысячеверстым скакуном. Вряд ли это справедливо – судить о доблести мужа по славе, какую стяжал он у себя в деревне, столь же. неверно судить о достоинствах коня по тому, возил ли он прежде колесницу.

Тогда Ся Фу опять спросил гостя, как тот намеревается служить принцу. И Цзин Кэ поведал им о своих упованиях. Он сказал:

– Хочу, чтобы царство Янь пошло по стопам князя Чжао Гуна[481], хочу, чтобы усластились плоды дикой яблони, под сенью которой каждый некогда совершенствовался в добронравии. Заветное мое желание, чтобы вместе с тремя князьями древности[482] называли и четвертого мудрого князя, чтобы шестой властитель прибавился к прославленным пяти[483]. Как вы находите мои помыслы? – спросил он присутствующих.

И все стали восхвалять таланты Цзин Кэ. И пока не кончился пир, никто не смел его задеть. Наследник же был счастлив, радуясь, что теперь, когда ему служит такой человек, как Цзин Кэ, ему более не посмеет наносить обиды царство Цинь.

Два дня спустя наследник вместе с Цзин Кэ прогуливался по Восточному дворцу. Подойдя к пруду, они залюбовались прекрасным видом. Цзин Кэ подобрал осколок черепицы и бросил в жабу. Наследник тотчас приказал слуге поднести Цзин Кэ блюдо, полное золота, и Цзин Кэ принялся кидать в лягушек золотыми слитками заместо черепицы. Когда они кончились, ему поднесли еще одно блюдо. Но Цзин Кэ оставил развлечение, пояснив наследнику поступок свой так:

– Я перестал кидать не оттого, что опасаюсь, будто вам жаль своего золота, а просто рука устала.

Затем оба воссели в колесницу, запряженную тысячеверстым скакуном, и отправились на прогулку. Цзин Кэ сказал:

– У этого скакуна, как я слышал, на диво вкусная печень.

Принц тотчас велел заколоть коня и поднести его печень Цзин Кэ.

Некоторое время спустя полководец Фань из Цинь совершил проступок, и циньский князь его повсюду разыскивал. Фань предпочел искать убежища у наследника Даня. Наследник в его честь устроил пир в башне Хуаян. Посреди общего веселья принц велел позвать некую красавицу, которая славилась игрою на цитре. Цзин Кэ похвалил ее:

– Какая искусница!

Наследник тотчас предложил ему ее в подарок Тот возразил:

– Но мне нравятся только ее руки.

Тогда принц отрубил у красавицы руки и, положив их на яшмовое блюдо, почтительнейше поднес Цзин Кэ.

Принц обычно вкушал пищу с Цзин Кэ за одним столом и спал с ним на одном ложе.

Как-то несколько дней спустя Цзии Кэ словно бы невзначай сказал принцу:

– Вот уж три года, как Цзин Кэ находится подле вас. Все это время принц был ко мне милостив: дал золота, чтобы кидать в лягушек, потчевал печенью тысячеверстого скакуна, не пожалел даже искусных рук своей наложницы и поднес их на яшмовом блюде. Когда простой человек встречается с подобною щедростью, достоинства его от радости умножаются, на целый, как говорится, аршин и еще на вершок, и он уж готов преданно служить господину, словно бы конь или пес. Находясь пыне подле принца, Цзин Кэ нередко слышит рассказы о примерной верности павших героев. Но вот выходит, что смерть одного из них – весомей горы Тайшань[484], а смерть иного – легче лебяжьего пуха. Спрашивается, ради чего они гибли. Быть может, наследник осчастливит меня разъяснением?

В знак почтительного внимания к Цзин Кэ, державшему речь, Дань оправил полу своего платья и с ликом задумчивым и важным сказал ему:

– Некогда Дань жил при Циньском дворе, и тамошний князь не соблюдал при встречах с ним положенных обрядов. Даню стыдно жить с ним на одном свете. Цзин Кэ же не почитает Даня недостойным, он одарил своим присутствием малое наше владение. Дань хотел бы вверить Цзин Кэ алтарь духов-покровителей царства, однако не знает, что он ответит на это.

Цзин Кэ ответил: