Поэзия и проза Древнего Востока

Прекрасен тихий день в начале лета,
Зазеленели травы и деревья.
Лишь я один тоскую и печалюсь
И ухожу все дальше, дальше к югу.

Все беспредельно пусто предо мною,

Все тишиной глубокою укрыто.
Тоскливые меня терзают мысли,
И скорбь изгнанья угнетает душу.

Я чувства сдерживаю и скрываю,

Но разве должен я скрывать обиду?
Ты можешь обтесать бревно, как хочешь,
Но свойства дерева в нем сохранятся.

Кто благороден, тот от злой обиды

Своим не изменяет убежденьям.
Нам надо помнить о заветах предков
И следовать их мудрости старинной.

Богатство духа, прямоту и честность —

Вот что великие ценили люди.
И если б Чуй[418] искусный не работал,
То кто бы знал, как мудр он и способен.

Когда мудрец живет в уединенье,

Его глупцом слепые называют.
Когда прищуривал глаза Ли Лоу,[419]
Незрячие слепым его считали.

И те, кто белое считают черным

И смешивают низкое с высоким,
Кто думает, что феникс заперт в клетке,
А куры — высоко летают в небе;

Кто с яшмой спутает простые камни,

Не отличает преданность от лести,—
Те, знаю я, завистливы и грубы,
И помыслы мои им непонятны.

Суровый груз ответственности тяжкой

Меня в болотную трясину тянет.
Владею драгоценными камнями,
Но некому на свете показать их.

Обычно деревенские собаки

Встречают злобным лаем незнакомца.
Чернить людей, талантом одаренных,—
Вот свойство подлое людей ничтожных.

Во мне глубоко скрыто дарованье,

Никто не знает о его значенье.
Способен я к искусству и наукам,
Но никому об этом не известно.

Я утверждать стараюсь справедливость

Я знаю, честность у меня в почете.
Но Чун-хуа[420] не встретится со мною,
И не оценит он моих поступков.

О, почему на свете так ведется,

Что мудрецы рождаются столь редко?
Чэн Тан и Юй[421] из старины глубокой
Не подают ни голоса, ни вести.

Стараюсь избегать воспоминаний

И сдерживать нахлынувшие чувства.
Терплю обиды я, но верен долгу,
Чтобы служить примером для потомков.

Я ухожу, гостиницу покинув,

В последний путь под заходящим солнцем.
И скорбь свою и горе изливая,
К границе смерти быстро приближаюсь.

Юань и Сян[422]

раскинулись широкоИ катят бурные, седые волны.
Ночною мглой окутана дорога,
И даль закрыта мутной пеленою.

Я неизменно искренен и честен,

Но никому об этом не известно.
Бо Лэ давно[423] уже лежит в могиле,
И кто коней оценит быстроногих?

Жизнь каждого судьбе своей подвластна,

Никто не может избежать ошибок.
И, неуклонно укрепляя душу,
Я не пугаюсь приближенья смерти.

Все время я страдаю и печалюсь

И поневоле тяжело вздыхаю.
Как грязен мир! Никто меня не знает,
И некому свою открыть мне душу.

Я знаю, что умру, но перед смертью

Не отступлю назад, себя жалея.
Пусть мудрецы из глубины столетий
Мне образцом величественным служат.