Поэзия кошмаров и ужаса

И от кошмарных видений мутится ум, – «царь над волшебной страной».

Было время, когда в замке, где жил и царил «молодой самодержец», все дышало красотою и светом:

Вся в жемчугах и рубинах была
Пышная дверь золотого дворца.
В дверь все плыла и плыла, и плыла
Армия откликов, долг чей святой
Был только славить его.

Проходившие мимо освещенных двух окон дворца путники видели, как вокруг трона шли певучей четой прекрасные, светлые духи:

Но злые создания, в одежде печали
Напали на дивную область царя.

И потускнело все в блестящих хоромах; мраком и ужасом наполнились его золотые стены.

Сквозь окна, «залитые красною мглой», путники видели теперь иное зрелище – ужас разложения, ужас безумия:

Огромные формы в движении странном,
Диктуемом дико-звучащей струной

расползаются по некогда светлым хоромам дворца,

Меж тем как
Сквозь бледную дверь, за которой Беда
Выносятся тени и шумной толпою
Забывши улыбку, хохочут всегда[142]

.

«Страшные рассказы» Эдгара По, выросшие из чрезмерно-нервной психики, являются – при всей их видимой вневременности и внепространственности, – все же продуктом определенного социального момента, подобно тому, как и повышенная нервозность, породившая эти сумрачные сказки, была результатом общественного кризиса.

Сквозь судороги гримас и исступленность безумия эти рассказы отражают переход страны от патриархального, земледельческого уклада к новой буржуазно-городской культуре.

Распад старой жизни, разрушающейся, ломающейся под напором темных, таинственных сил, – такова тема многих и притом лучших рассказов американского писателя.

Вот древний замок Ашеров, в длинном ряде поколений переходивший от отца к сыну. От ветхости он весь выцвел. Мелкие грибки покрывают его стены, свешиваются тонкой паутиной с крыши. По стене фасада, сверху донизу, идет расщелина. Около замка – угрюмый пруд…

От дряхлых деревьев и серых стен курятся тяжелые, точно свинцового цвета, испарения и образуют кругом давящую атмосферу.

А расщелина все растет.

В бурную ночь, под свист урагана, рушится старый замок.

«И темные воды глубокого пруда безмолвно и угрюмо сомкнулись над обломками дома Ашеров».

Злые силы победили старую жизнь.

В рассказе «Маска Красной Смерти» принц Просперо укрылся со своей свитой от царящей кругом, страшной, все опустошающей болезни в своем экзотическом замке. Со сказочной роскошью, с небывалой оригинальностью убраны залы дворца. Играет веселая музыка. Шумит и ликует карнавал. В неистовом увлечении несутся и кружатся парочки.

Дворец принца Просперо, по-видимому, в безопасности: сюда не ворвутся злые силы, от которых вне его стен гибнет жизнь.

Вдруг в богатых чертогах появляется таинственный незнакомец, высокий и костлявый. Под маской его лик похож на закоченевшую гримасу трупа. Недоумение, удивление, гнев охватывают гостей.

Принц бросается вслед за таинственным пришельцем, застигает его в последней комнате, обитой черным бархатом и освещенной красным светом.

Маска оборачивается, и принц в ужасе, хрипя, падает на ковер. Толпа гостей набрасывается на страшного незнакомца и вдруг видит с невыразимым ужасом, что под саваном и маской нет никаких осязательных форм.

Один за другим они умирали в той самой позе, с тем самым выражением лица, как их застиг роковой час:

«И тьма и разрушение простерли надо всем свое безбрежное владычество».

А кругом поднималась новая жизнь, вставало новое – буржуазно-демократическое общество с его уравнительными тенденциями, с его городским шумом. И этот новый мир вызывал в душе Эдгара По только отвращение и ужас.

В одном из немногих его рассказов, откликающихся на политическую злобу («Разговор с мумией»), несколько ученых искусственно оживляют труп древнего египтянина и вступают с ним в беседу, наперерыв расхваливая перед ним «великую красоту и значительность демократии», желая и его убедить в преимуществах «подачи голосов ad libitum» У

Египтянин внимательно слушал, и лицо его озарилось иронической улыбкой. И он начал свой рассказ: «Много веков назад нечто подобное случилось и в Египте».

Тринадцать провинций решили эмансипироваться из-под власти фараонов. Собрались мудрецы и «состряпали самую остроумную конституцию, какую только можно вообразить». Примеру отложившихся провинций последовало еще двадцать других.

¹ Ad libitum (лат) – по желанию, по собственному усмотрению.

«И что же? – воскликнул египтянин. – Кончилось тем, что воцарился самый невыносимый деспотизм'.»

Ученые призадумались. Один из слушавших прервал наконец молчание и спросил:

– Как назывался человек, покончивший так дерзко с свободой?

– Если я не ошибаюсь, – ответил египтянин, – имя его было – Чернь!