Поэзия Латинской Америки

Зовусь Хуан, Хуан любой. Я — житель
земли, вернее, пленник я с пеленок,
тень в платье, прах бродячий, прародитель,
я тот же, что и все, — Хуан Ягненок.

Моя рука любую вещь освоит —

толкать ли колесо, тушить пожары;
она мне служит, чтоб цветок построить
и повернуть ключи земного шара.

Я распахал удел свой в чистом небе,

где проходили облака любые, —
он приносил полет, и мирный жребий,
и брызги неба — росы голубые.

Мое именье — меж межей пространство —

голубизну повсюду отражало;
сияло мне маиса постоянство,
мне стадо облаков принадлежало.

Моими пекарями были птицы,

а день был житницей с открытым входом,
где радость, расцветая, колосится,
где Запад созревает огородом.

И вот пришли торговцы зеркалами,

охотники на ангелов с винтовкой
и выменяли облачное пламя
мое на бусы, дым и голодовку.

Убийцы лебедей и свинопасы,

чеканщики фальшивых слов уныло
раскрали звездные мои запасы,
и, как морозом, сор луной схватило.

я потерял свой хутор синий, милый,

и высь, и новь, и свет, что сам посеял;
мои небесные поля — могилы,
в пустом пространстве ветер их развеял.

План золота зари уж мне неведом,

зовусь Хуан Лишенный даже клети,
и не роса, червяк мне стал соседом, —
я потерял сокровище столетий!

Лишь синий груз, как раньше, давит плечи,

теперь он — купол ледяной, отвесный.
Хуан, всемирный инвалид, без речи,
я — безземельный, я и — безнебесный.

Одиночество городов