Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

У Марины Цветаевой этимологизирование, данное непосредственно в контексте художественного произведения, становится средством познания и моделирования мира, обнажая связь формы и содержания в самом языке и вскрывая тем самым механизм деривационных процессов. Характерно, что не только поэзия, но и проза М. Цветаевой, ее критические статьи и письма, и даже ее бытовая речь отражают повышенное внимание к этимологии слов.[2] В настоящее время опубликованы наблюдения над внутренней формой слов в прозе М. Цветаевой (Черкасова 1982; Стрельцова 1984, 31; Ткаченко 1982, 68). Поэтическая этимология рассматривается Е. Эткиндом (1978, 314–316), паронимическая аттракция — О. И. Северской (1988).

В данной главе рассматриваются результаты контекстуального соположения однокоренных в современном русском языке слов, средства и результаты этимологической регенерации (оживления внутренней формы слова), некоторые явления, связанные с «поэтической этимологией» и с паронимической аттракцией в поэтических произведениях М. Цветаевой.

1. КОРНЕВОЙ ПОВТОР

Сближение однокоренных слов в словосочетании, в стихотворной строке, строфе, а также в более крупных, но структурно объединенных контекстах, является одним из проявлений такого универсального и эмоционального по своей природе приема, как повтор. Но из ряда различных повторов корневой повтор выделяется тем, что обнаруживает и актуализирует самое существенное в слове — его корень. Поэтому корневой повтор — это и средство анализа слова в системе его образно-понятийных связей, и средство познания вещей в процессе их называния. А вся поэтика М. Цветаевой строится именно на словесном воплощении акта познания, неразрывно связанном с максимальной экспрессивностью слова. Сама М. Цветаева говорила: «Стоит мне только начать рассказывать человеку то, что я чувствую, как — мгновенно — реплика: „Но ведь это же рассуждение!“» («Земные приметы» — Соч.-2, 311).

Познавательная функция этимологического анализа слов при корневом повторе усилена словообразовательным анализом слова в тех же контекстах, что достигается пересечением ряда однокоренных слов с рядом одноаффиксных. Выделимость аффиксальных морфем и их экспрессивные функции в поэзии М. Цветаевой — одна из самых характерных особенностей ее поэтики (Черкасова, 1975). Лексическая мотивация у М. Цветаевой постоянно сопровождается структурной мотивацией. Большое значение для акта познания в языке поэзии имеет и включение морфемного (в том числе корневого) повтора в систему повторов (а также противопоставлений) фонетических, синтаксических, семантических. Актуализация каждого из языковых элементов в этой системе контекстуальных связей индуктивно порождает расширение и углубление его семантики, в свою очередь требующее воплощения в новых контекстуальных связях, что и составляет важнейший элемент творческого процесса.

Поскольку деэтимологизация, сдерживаемая человеческим стремлением к познанию, происходит медленно, на протяжении веков, степень мотивации слов, т. е. осознания их внутренней формы, может считаться одинаковой и для 10—30-х годов XX века, когда писала М. Цветаева, и для нашего времени — 80-х годов.

С другой стороны, степень осознания этимологической близости многих слов даже в строго синхронном срезе неодинакова для всех носителей языка: в сознании человека, профессионально работающего со словом, этимологические связи слов обычно более глубоки, чем у других носителей языка. Кроме того, творческое отношение писателя к языку обусловливает окказиональную мотивацию — «поэтическую этимологию», а также паронимическую аттракцию, т. е. распространение фонетического сходства на смысловое.

В тех случаях, когда М. Цветаева актуализирует этимологию слов, отчетливо однокоренных в современном русском языке, художественные задачи поэта весьма разнообразны. Прежде всего это аргументация образа усилением его чувственной основы, связанной с мотивированностью производного слова или фразеологизма:

Есть счастливцы и счастливицы,
Петь не могущие.
Им — Слезы лить![3][2]
Как сладко — вылиться
Горю — ливнем проливным! (С., 328).

В подобных случаях цветаевские контексты нередко содержат цепочки однокоренных слов, развивших в языке разные значения благодаря своей собственной сочетаемости. Цветаева собирает воедино их прямые, переносные и фразеологически связанные значения, тем самым семантически обогащая каждое из слов общего этимологического гнезда:

Обнимаю тебя кругозором
Гор, гранитной короною скал.
(…)
…Кругом клумбы и кругом колодца,
Куда камень придет — седым!
Круговою порукой сиротства,
Одиночеством — круглым моим! (С., 333).