Поэзия мифа и проза истории

В своих более поздних работах, опубликованных уже в послевоенное время, Маринатос, возвращаясь к столь занимавшему его вопросу о причинах упадка, а затем и полного отмирания минойской цивилизации, сослался на некоторые греческие мифы, в которых, по его мнению, могла так или иначе отразиться санторинская катастрофа. В число этих мифов был включен и платоновский миф об Атлантиде, которую греческий археолог так же, как задолго до него Фрост, прямо отождествил с Критом. Однако в течение долгого времени все эти идеи Маринатоса были известны лишь узкому кругу специалистов-археологов, из которых одни соглашались с его гипотезой, другие же напрочь отвергали ее. Понадобилась новая археологическая сенсация для того, чтобы эта гипотеза приобрела поистине массовую популярность и в нее поверили так же, как в свое время в «открытую» Шлиманом Трою.

Такой сенсацией в 60-70-х годах стали раскопки экспедиции греческих археологов, которой руководил все тот же Маринатос на самом Санторине. За восемь полевых сезонов-с 1967 по 1974 год — им удалось с помощью сложной системы шахт и тоннелей, проложенных в толще вулканического пепла, открыть близ местечка Акротири в южной части острова Фера — самого большого из островов Санторинского архипелага — целый жилой квартал, состоящий из вместительных двух- и трехэтажных домов с фасадами, облицованными каменными плитами. По всей видимости, это была лишь часть крупного поселения, погребенного под напластованиями вулканического пепла и пемзы. Многие дома, вероятно, обрушились в море в момент взрыва вулкана, расколовшего края его кратера, на склонах которого и размещалось открытое греческими археологами поселение. Но даже и по сохранившимся остаткам можно представить некогда стоявший здесь многолюдный и процветающий приморский город, напоминающий другие, уже давно известные археологам островные поселения этой части Эгеиды, как, например, Филакопи на острове Мелос, Айя Ирини на Кеосе, Палекастро, Гурния, Като Закро, Маллия на восточном и северном побережьях Крита.

При раскопках Акротири не было найдено сколько-нибудь ценных изделий из золота, серебра и других металлов. В пределах поселения не оказалось также останков людей или животных, погибших во время катастрофы. Очевидно, его обитатели успели уйти сами и унесли с собой то имущество, которым они более всего дорожили, еще до того, как началось извержение вулкана, возможно при первых признаках его пробуждения. Этим Акротири отличается от погибших при аналогичных обстоятельствах римских Помпей, с которыми нередко сравнивают поселение, открытое Маринатосом и его сотрудниками. Унося с собой золото и серебро, уводя скот, жители Акротири не сумели, однако, забрать то, что для работавших здесь археологов оказалось, пожалуй, более важной находкой, чем изделия из драгоценных металлов. Мы имеем в виду изумительную по красоте и тщательности исполнения настенную живопись, украшавшую внутренние помещения практически всех открытых в ходе раскопок домов сохранившейся части поселения. По своим художественным достоинствам эти росписи нисколько не уступают фрескам, задолго до этого открытым во дворцах Кносса, Пилоса, Тиринфа и Микен. Есть среди них и произведения совершенно уникальные по своей художественной и исторической ценности. Во всем эгейском искусстве вряд ли найдется что-либо сравнимое с изумительным живописным фризом, изображающим целую эскадру кораблей, совершающих круиз вдоль побережий и островов Эгейского или, может быть, Средиземного моря[55].

За свои замечательные открытия, сделанные во время раскопок на Санторине, Маринатос заплатил собственной жизнью — он погиб в результате несчастного случая на одном из раскопов. Однако эти же открытия обессмертили имя выдающегося археолога, поставив его в один ряд с именами признанных корифеев эгейской археологии Шлимана, Эванса, Блегена. Огромная научная значимость археологического материала, найденного на Санторине, не подлежит никаким сомнениям. Но что дает этот материал для понимания платоновского мифа об Атлантиде?

Совершенно очевидно, что такое грандиозное стихийное бедствие, как извержение Санторинского вулкана, происходившее в центре одного из самых густонаселенных районов Древнего мира, не могло остаться незамеченным. Его должны были наблюдать и так или иначе испытать на себе сотни тысяч людей, проживавших не только в ближайших окрестностях Санторина — на островах и побережьях Эгейского моря, — но и далеко за пределами этого водного бассейна, по всему Восточному, а может быть, и Западному Средиземноморью. Такое событие не могло не запечатлеться на долгие времена в памяти потомства. Рассказы о нем должны были передаваться от отцов к сыновьям, от дедов к внукам и правнукам, и так на протяжении многих поколений. А между тем, как это ни странно, ни одного прямого свидетельства о санторинской катастрофе до нас не дошло.