Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной

Да не услышишь ты,
да не сорвется
упрёк мой опрометчивый,
когда
уродливое населит сиротство
глаза мои, как два пустых гнезда.

Всё прочь лететь — о, птичий долг проклятый!

Та птица, что здесь некогда жила,
исполнила его, — так пусть прохладой
потешит заскучавшие крыла.

Но без тебя — что делать мне со мною?

Чем приукрасить эту пустоту?
Вперяю я, как зеркало ночное,
серебряные очи в темноту.

Любимых книг целебны переплёты,

здесь я хитрей, и я приникну к ним —
чтоб их найти пустыми. В перелёты
взвились с тобою души этих книг.

Ну, что же, в милосердии обманном

на память мне не оброни пера.
Всё кончено! Но с пятнышком туманным
стоит бокал — ты из него пила.

Всё кончено! Но в скважине замочной

свеж след ключа. И много лет спустя
я буду слушать голос твой замолкший,
как раковину слушает дитя.

Прощай же! И с злорадством затаенным

твой бледный лоб я вижу за стеклом,
и красит его красным и зеленым
навстречу пробегающим огнем.

И в высь колен твое несется платье,

и встречный ветер бьет, и в пустырях
твоя фигура, как фигура Плача,
сияет в ослепительных дверях.

Проводники флажками осеняют

твой поезд, как иные поезда,
и долог путь, и в вышине зияют
глаза мои, как два пустых гнезда.

ДРЕВНИЙ ТАЛЛИН

О сказки, как они близки —
толкутся, трогают за локоть,
Я пиво пью — и вдоль щеки
летит их старомодный локон.

Глядят из золотой воды

минувших рыцарей приметы —
так, объявляя час беды,
приходят игроку валеты.

Так здравствуй, проигрыш! Меня

не веселил последний талер.
Я знал, зачем сошел с коня
у врат твоих, о древний Таллин.

Та женщина в свое жилье

огня не вносит в полночь эту.
Отведав темноты ее,
глаза уж не внимают свету.

Она — беде родная дочь,

ее подарки — снег и голод.
Колокола, что слышишь в дождь,
и то теплей, чем этот голос.

Бежал я от ее теней,

от слёз, от лжи — в твой край далекий,
как будто я бежал за ней —
к теням, к слезам, ко лжи жестокой.

Все колокольни, все столбы,

строенья станции дорожной
о грудь мою разбили лбы
в погоне этой безнадежной.

В чем полномочие твое,

о город с крышей островерхой?
Помечен именем ее
твой каждый храм и домик ветхий.

Так приголубь, так заморочь

меня сказаньями твоими
и в стёкла вписанное имя
своим морозом заморозь.

ПЕТЕРГОФ [155]