Поэзия первых лет революции

Самохарактеристики такого рода весьма далеки от перечня «анкетных данных». Не сводятся они просто к воспоминанию о том, «что было». Это скорее страстная исповедь, строгая проверка себя перед лицом прошлого, взятого за некое изначальное мерило. Дела и факты минувшего овеяны высокой героикой, и поэтому сами названия городов, под которыми некогда шли сражения, заставляют учащенно биться сердце, «ударяют в виски», звучат как напоминание о долге, мужестве, как призыв к правдивости в жизни и в искусстве. Нормы бытия и нормы литературы тесно связываются друг с другом. Причастность к судьбе народной («Не я ль делился черствым хлебом с красноармейцем костра?..») - качество, одинаково важное, почетное и для «гражданина» и для «поэта». Точнее - утверждается единое понятие поэта-гражданина, поэта-воина, которое приобретает чрезвычайную устойчивость, становится, можно сказать, в центре разговора о назначении поэзии, ее основных целях и задачах. «Мобилизованный и призванный» революцией, готовый выполнять в интересах общего дела любую «черную» работу («вылизывал чахоткины плевки»), познавший диалектику классовой борьбы в «бряцании боев» и по праву называющий свое слово «грозным оружием», которое через века будут с «уважением ощупывать» счастливые потомки, - с помощью таких, ставших широко известными, определений-метафор раскрывает Маяковский в поэме «Во весь голос» облик поэта нового типа. Но круг идей, так полно выраженных в этом замечательном литературном документе, является и достоянием, «символом веры» всей советской поэзии. «Большинство того, что собрано в моих 20 томах, это разного калибра застывшие осколки, которые когда-то были разрывным снарядом»²¹, - говорил Демьян Бедный, имея в виду свою работу на протяжении многих лет и в первую очередь, несомненно, творчество периода гражданской войны. В том же духе формулируют свои позиции и многие другие советские поэты разных поколений и разной национальной принадлежности.

Год за годом, за часом час

буду петь

о твоей судьбе!

Я - с тобой,

я всегда с тобой!

Я пою славу твою.

Лучших песен на свете нет!

Силен я

лишь твоей судьбой...

(Перевод Б. Брюсова)

Так писал армянский поэт Егише Чаренц в своей «Всепоэме» (1920-1921), утверждая неразрывную связь писателя, художника с революционным народом.