Поэзия первых лет революции

В заметках о поэзии Иоганнес Бехер писал: «Новое содержание может найти свое выражение как в старых формах, так и в новых. Часто бывает, что новое содержание использует старые формы, чтобы легче найти доступ к людям, чьи привычки еще коренятся в старом, а старое содержание прибегает к новым формам, чтобы замаскировать свою старость и устарелость и выдать себя за революционное. Вопрос так не стоит: или – или. Дело не в том, будто с одной стороны – рутина, академизм, эпигонство, стилизация, слепое подражание, а с другой – смелые искания. Это спекулятивные крайности, которые в действительности встречаются лишь как исключения. Чаще же речь идет о том, что с одной стороны новое пользуется традиционными формами, обходясь при этом без рутинного академизма, эпигонства, стилизации, и с другой стороны – новое экспериментирует и стремится создать новые формы. И то и другое оправданно, и то и другое законно. …Не надо сталкивать их друг с другом и тем самым лишать себя и того и другого. В распоряжении нового – множество различных способов для того, чтобы возвестить об этом новом и претворить его в жизнь. Действительность также и в литературе гораздо богаче фантазии, „хитрее“ абстрактных спекуляций и надуманных антагонизмов»¹²¹.

Эта мысль выдающегося немецкого поэта, который сам имел обширный опыт и в разработке старых форм, и в создании новых, во многом передает характер развития советской поэзии 1917-1920 годов, изобилующий как «крайностями», так и «промежуточными» решениями. Поэзия этого периода знает самые причудливые и неожиданные сочетания «старого» и «нового», когда, например, революционное содержание облекалось в густую религиозную образность. И в том лучшем, что сохранилось от нее до наших дней, мы также находим богатство форм, за которым стоит разнообразие подходов к действительности, точек зрения на нее, традиций, отправных пунктов и т. д. Мы принимаем как законное явление времени Брюсова и Маяковского, Демьяна Бедного и Блока и многих других авторов, известных иногда лишь несколькими прекрасными стихотворениями и тем оставившими в литературе свой неповторимый след. Но нам не хотелось остаться навсегда в этой позиции, удаленной на почтительное расстояние и примиряющей всех достойных поэтов. Вот почему мы пытались приблизиться к ним, войти в их жизнь и показать их разногласия. В большинстве случаев эти споры и антагонизмы уже потому не были пустыми и надуманными, что через них выкристаллизовались многие творческие индивидуальности и сложилось то многообразие советской поэзии, которое позволяет нам любить каждого автора за его особые, отличные от других достоинства.

Вместе с тем мы обнаруживаем здесь и более принципиальное противоречие между «новым» и «старым», которое решалось каждым по-разному, но решалось всеми поэтами, стучавшимися в дверь современности. И все лучшее, что было создано в этот период в советской поэзии, так или иначе отмечено печатью новизны не только идейной, но и художественной, хотя бы автор при этом разрабатывал традиционные формы или даже вводил элементы литературной архаики. Новое использование традиционных форм отнюдь не означало механического перенесения старого в иные жизненные условия. Поэтическое новаторство осуществлял на практике не один Маяковский, но и Блок, и, как мы видели, Демьян Бедный, и «архаист» Брюсов, не пожелавший оставаться старым, дореволюционным Брюсовым. Те же поэты, которые не смогли или не захотели следовать путем обновления, как правило, заметной роли в развитии поэзии не сыграли, хотя бы это были крупные дарования, как, например, Ф. Сологуб, воспринимавшийся (не только по содержанию его стихов, но и по их форме) как поэт дореволюционного склада. В этом смысле вопрос «или – или» в поэтической практике периода революции стоял чрезвычайно остро, да и не мог так не стоять: начинался новый этап в истории литературы.

¹ Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 84-85.

² А. Г. Горнфельд. Новые словечки и старые слова. Речь на съезде преподавателей русского языка и словесности в Петербурге 5 сентября 1921 г. Пб., «Колос», 1922, стр. 34-35.

³ З. Н. Гиппиус. Последние стихи. 1914-1918. Пб., 1918, стр. 13-14.

⁴ Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 201.

⁵ А. Воронский. Искусство и жизнь. Сборник статей. М. – Пг., 1924 стр. 202, 205.

⁶ Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 146, 100.

⁷ Там же, стр. 324-325.

⁸ Цит. по изд.: Русские писатели о литературном труде, т. 4. Л., 1956, стр. 609-610.

⁹ Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 172.

¹⁰ Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 405.

¹¹ Там же, стр. 295.

¹² Демьян Бедный. Собр. соч., т. 1, стр. 358.

¹³ «Творчество», 1918, № 4, стр. 10.

¹⁴ Василий Князев. О чем пел колокол. Стихи. Пг., Пролеткульт, 1920, стр. 33.

¹⁵ Василий Князев. Красное Евангелие. Свиток первый. Пг., 1918, стр. 7.

¹⁶ Н. Асеев. Проза поэта. М., «Федерация», 1030, стр. 192-194.

¹⁷ Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 84.

¹⁸ Стенограмма 1-го Всероссийского съезда пролетарских писателей. – ЦГАЛИ, ф. 1698, оп. 1, ед. хр. 922, л. 11.