Как только после хлебниковского пролога („Чернотворские вестучки“), награжденного несмолкаемым хохотом зала, белый коленкоровый занавес разорвали пополам два человека в треуголках, внимание публики сразу было поглощено зрелищем, представшим ей со сцены. <…> То, что сделал К. С. Малевич в „Победе над Солнцем“, не могло не поразить зрителей, переставших ощущать себя слушателями с той минуты, как перед ними разверзлась черная пучина „созерцога“.
Из первозданной ночи щупальцы прожекторов выхватывали по частям то один, то другой предмет и, насыщая его цветом, сообщали ему жизнь. С „феерическими эффектами“, практиковавшимися на тогдашних сценах, это было никак не сравнимо. Новизна и своеобразие приема Малевича заключались прежде всего в использовании света как начала, творящего форму, узаконяющего бытие вещи в пространстве. Принципы, утвердившиеся в живописи еще со времени импрессионизма, впервые переносились в сферу трех измерений. Но импрессионизмом работа Малевича и не пахла. Если с чем и соседила она, то, пожалуй, со скульптурным динамизмом Боччони.
В пределах сценической коробки впервые рождалась живописная стереометрия, устанавливалась строгая система объемов, сводившая до минимума элементы случайности, навязываемой ей извне движениями человеческих фигур. Самые эти фигуры кромсались лезвиями фаров, попеременно лишались рук, ног, головы, ибо для Малевича они были лишь геометрическими телами, подлежавшими не только разложению на составные части, но и совершенному растворению в живописном пространстве.
Единственной реальностью была абстрактная форма, поглощавшая в себе без остатка всю люциферическую суету мира. Вместо квадрата, вместо круга, к которым Малевич уже тогда пытался свести свою живопись, он получил возможность оперировать их объемными коррелятами, кубом и шаром, и, дорвавшись до них, с беспощадностью Савонаролы принялся истреблять все, что ложилось мимо намеченных им осей.
Это была живописная заумь, предварявшая исступленную беспредметность супрематизма, но как разительно отличалась она от той зауми, которую декламировали и пели люди в треуголках и панцирях! Здесь-высокая организованность материала, напряжение, воля, ничего случайного, там – хаос, расхлябанность, произвол, эпилептические судороги…» (Лившиц. С. 448–450). В 1921 г. К. Малевич осуществил постановку оперы в Витебске (декорации и костюмы В. Ермолаевой). В 1920–1921 гг. над проектом электромеханического представления «Победа над Солнцем» работал художник Эль Лисицкий. В предисловии к альбому эскизов, изданному в Ганновере в 1923 г., он так определял идею оперы: «Солнце как выразитель старой Всемирной энергии изгоняется с неба современными людьми, ибо сила их технического господства изобретает новый источник энергии» (цит. по: Эль Лисицкий. 1890–1941. К выставке в залах Государственной Третьяковской галереи. М., 1991. С. 79). Нерон (37–68) – римский император с 54 г., Калигула (12–41) – римский император с 37 г.; оба из династии Юлиев-Клавдиев. Порт-Артур (ныне – Люйшунь) – бывшая русская военно-морская крепость в Китае, во время русско-японской войны 1904–1905 гг., после героической обороны, была сдана противнику. Разбитое солнце… Здравствует тьма! Ср. в ст-нии А. С. Пушкина «Вакхическая песня»: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!». мир погибнет а нам нет / конца! Ср. концовку ст-ния Крученых «мир гибнет…» (№ 79).
. РП. Е. Гуро скончалась 6 мая (23 апреля н. ст.) 1913 г. «Осенний сон» – пьеса Е. Гуро. «…И нежданное и нетерпеливо – ясное было небо между четких вечерних стволов…» – цитата из миниатюры Гуро «Порыв» (Гуро Е. Шарманка: Пьесы, стихи, проза. [СПб., 1909]. С. 85).. Тэ ли лэ.. Стрелец. Критик Ал. Ожигов (Н. П. Ашешов) писал о ст-нии: «Вы скажете – сумасшествие? Да. Отчего же сумасшедшие не могут говорить с нормальными людьми, если нормальные люди часто глупее сумасшедших? А безумие стоит на границе с гениальностью, – давно это сказано и указано.Правда, г. Крученых оговаривается, что его „гвоздь в голову“ относится к ощущениям „на Удельной“, т. е. в больнице для психически больных» (Ожигов. С. 168). М. Левидов отзывался о ст-нии следующим образом: «Неистово мрачный А. Крученых озаглавил свой opus: „На Удельной“, – что-то вроде опыта юмористической исповеди сумасшедшего. Стихотворение цельно, выдержанно, но навряд ли талантливо: образы скудны, слова бесцветны <…>. Как видно, футуризм, насколько он выражался в знаменитом „Дыр… Бул… Щур…“ для Крученых уже пройденный этап» (Левидов. С. 11).