ПоэZия русского лета

На паперти неба безрукие с хлебом,
ругаясь молитвой
почти позабытой,
хоронят голубку в ковчеге-скорлупке.

А та, вырываясь

сквозь ярость и жалость,
сияет,
мерцает
и ярко пылает
огнями проспекта
и боекомплекта,
раздевшего город
в период разборок.
С осколками лета, наколками века,
уехав из дома
на грани излома
без цвета,
без вкуса
в пространство искусства,
мы просим от неба ещё корку хлеба.
Но солнце, нас зная, скупых попрошаек,
кивает
за чаем
и вновь угощает
объятьем прощенья, суля возвращенье
в пустые пироги, плывущие к Богу.

Вот только голубку, убитую в шутку,

мне жалко до страха,
она под рубахой
жила у меня…

Чернословие

Край у ночи отколот,
жмётся к рёбрам печаль,
словно горячий осколок,
поцеловавший февраль.

Сердце косноязычно,

бьётся без падежа.
Между и после кавычек
тлеет в пробелах душа.

Шаг размолот углами

от окна до земли.
Нужно держаться у края,
режущего изнутри.

Нужно в себя вчитаться

до переплёта тоски.
Выдохнуть болью абзаца
и заново…
с красной строки.

«Para bellum…»

Para bellum,
мой город,
всегда para bellum,
и отныне, и присно,
и во веки
торгов.

Нет, не быть

ни живущим с тобой,
ни тебе
полноценным
в это время
бессрочно
немых жерновов.

Вот он —

мир в тишине,
прохудившийся смертью,
разграниченный ночью
сквозь входящий пунктир.

Вот он —

мир без огня,
в безответном корсете,
сжавший крылья,
чтобы лучше смотрелся мундир.

Хочешь мира,

мой город?
Тогда – para bellum.
Этот мир
от тебя
не оставит
костей.

А пока что ты спи,

безнадёжно блаженный
город, ждущий спасенья
среди ртутных камней.

Я верю!

Я верю в сталь,
текущую по венам,
в протяжный стон
уставшего гудка,
живой,
мужской,
рабочий,
невоенный,
как гимн
от проходной
и до ларька.

Я верю в уголь,

чёрное надгробье,
проклятье,
дар,
подземный храм,
где тёмный бог
косится исподлобья,
хрипит
и давит по щитам.

Я верю в ртуть,

смотрящую из бездны
голодным взглядом алых руд,
с надеждой
алхимической невесты,
с тревогой ждущей,
ждущей
верных рук.

Я верю в соль,

рождённую из газа,
кормящую людей
из века в век,
и в то, что снова
дрогнет
хриплым басом
машзаводской
степной
пустой ковчег.

Я верю: снова

возродится,
встанет
мой друг,
мой окровавленный Донбасс.
И после всех
военных
испытаний
он скажет:
«Жив,
живу
и не угас».

Благослови!