ПоэZия русского лета

Есть у русских качество наживное.
Коль потоп, добудут чертёж адмирала Ноя.
И построят ковчег, настоящий ковчег для всех.
Над страной моей летит близорукий снег.

Где страна моя кончится, там она и начнётся.

Над Азовским морем восходит солнце,
над азовским горем взойдёт окровавленная пшеница.
Господи, доведётся ли помириться?

Мариуполь мой, бездыханное твоё тело,

сколько дней оно тлело, плавилось и болело.
Сколько дней твои люди — тусклые свечи —
до чего же хрупок мариупольский человечек.

Это новый вид, ещё неизвестный Homo,

обречённый выжить под обломками дома.
Обречённый смотреть на хлеб и глазам не верить.
Обречённый хранить ключи от сорванной с петель двери.

Мариуполь мой, на два берега поделённый,

принимавший в себя смертельные батальоны,
отдававший людей через узкие коридоры.
О тебе на высоком небе ведутся переговоры.

А с небес, как водится, горе заметно ближе.

Вот Азовское море берег песчаный лижет.
Вот стоит мальчонка на берегу — прогоревший факел.
Это брат мой двоюродный по отцу — Володя Ревякин.

«А май уже наступил — первое, второе, третье…»

А май уже наступил — первое, второе, третье.
Накрывает нас, маскирует нас камуфляжной сетью.
Поднимает над миром, обещает победу.
Я иду распечатывать портрет деда.

Мастерю себе щит — палка, кусок фанеры.

У деда глаза — сухой асфальт — светло-серые.
Смотрел ими пристально — орловский рысак, герой мой.
На щите, как живой, дедушка мой покойный.

Был бы доволен? Вырастил хорошую внучку.

Носит мою фамилию. Ревякины — род живучий.
И строевым по Тверской тащит меня сквозь время.
Мне в сорок третьем немец стрелял в колено.

А в сорок пятом в самом начале мая

я лежал под телами товарищей, думал, что умираю.
И только в две тыщи пятнадцатом уснул мертвецким.
Лежу в Диком поле между Докучаевском и Донецком.

Лежу, ни о чём не думаю и уже ничему не верю.

Я видел, как человек превращается в лютого зверя.
Но ни разу не видел, чтобы обратно зверь в человека.
Летят надо мною то ли аисты, то ли лелеки.

Летят вить гнёзда на разбитых войною крышах.

Когда-то мне моя Люба сказала: «Миша,
наши хлопцы не должны увидеть то, что снится тебе ночами».
Я тогда обманул её, ответил, что обещаю.

«А в Донецке цветёт магнолия…»