Поэзия зла

Выключив наконец свет, я напряженно вглядываюсь в темноту. За стеной в соседней комнате несколько раз громко стукает машина для льда, в то время как у меня в голове так же громко стучит Поэт. Робертс прозвал его Профессором, в то время как я называю его Поэтом. Скорее всего, это означает, что Робертс ощущал его профессором или же просто взял прозвище наобум, как я, для своей собственной мыслительной обработки. Поверить, что он – настоящий профессор, было бы слишком узколобо. Очевидное предположение – верный способ, что тебя перехитрят. И все же, по иронии, я чувствую, что упускаю нечто очевидное.

Закрываю глаза и уплываю в сон со стихотворением, которое Поэт оставил в моей голове:

Кто смеется в зубах у ненастья,

Тем не менее чая сквозь тьму

Отыскать среди звезд тропку счастья,

Где б Хозяин явился ему.

Глава 15

Я просыпаюсь под желтоватым солнечным лучом и под гнетом того же треклятого стихотворения, что, оказывается, накрепко засело у меня в голове. В комнате пронзительно холодно, а в голове какая-то судорожная неразбериха из обрывков того самого дела. Расстроенная неспособностью превратить ее в сколь-либо внятную мысль, я уповаю на пробежку, которая прочистит мне голову, и смотрю на свои часики «Эппл». Убедившись, что сейчас всего семь утра – еще можно избежать палящего зноя, – натягиваю леггинсы, майку и кроссовки.

Некоторые копы, чтобы выбраться из своего ада, имеют привычку напиваться в хлам, но для меня бокал вина (ну ладно, два, как прошлой ночью) – это и норма, и граница. Тому есть причина. Выпив, я глупею. А глупость – хороший способ закончить жизнь до срока. Остаются бег, карате и спортзал. Я ненавижу копов разъевшихся и жирных. Возможно, это ментальность, унаследованная от отца, но я ее придерживаюсь. Дело здесь не в том, чтобы стыдиться своего тела или осуждать его. А в том, чтобы оставаться в живых ради своей семьи. И быть в форме достаточно, чтобы спасти невинную жизнь. Ибо любое преимущество, которое в тебе есть – или нет, – может стоить кому-то жизни. Но иногда иметь даже все возможные человеческие преимущества недостаточно, что доказывает убийство моего отца.

Снова чувствуя укол противоречивых эмоций, я сую во внутренний кармашек леггинсов кредитку, чтобы по дороге домой взять кофе. Эта пробежка мне очень нужна. Ну просто необходима.

С мобильником в руке я спешу вниз по лестнице, пересекаю жилую зону и хватаю с углового столика ключи. Из квартиры выхожу в коридор, который, по счастью, ни с кем не разделяю, а из него – на лестничную площадку. Оттуда слетаю вниз, двигаясь быстро в надежде ни с кем не пересечься, по крайней мере – перед моей утренней пробежкой. Не то чтобы я не люблю людей. Вполне себе люблю. Просто люди с правоохранителями ведут себя странно – чего-то ерзают, волнуются, – а мне как раз сейчас не нужно отвлекаться, чтобы они невольно вспоминали, кто я такая. Нужно побыть наедине с собой.

Я выхожу под влажноватое августовское утро. Солнце уже начинает припекать, ложась мне на плечи незримым гнетом, будто сопряженным с убийством. Я перехожу на разминочный шаг, думая найти в телефоне свой беговой плей-лист, но непроизвольно жму иконку «Аудиокниги» и разыскиваю рубрику поэзии. Внутри раскрывается список произведений, в том числе и Гитермана. Я включаю звук и начинаю пробежку.

Пробегаю уже километра полтора, как вдруг на словах про «звездную тропу» замираю как вкопанная. Из наушников они перетекают мне в голову. «Отыскать среди звезд тропку счастья, где б Господь повстречался ему». Я ставлю звук на паузу, и очевидная интерпретация этого стихотворения, которое я уже изучила, теперь становится предельно ясной: это дорога среди звезд к Богу. Что лишь подтверждает мои предыдущие выводы. Убийца не просто считает свою жертву ниже себя, но и почитает себя за божество. Или небожителя. Ну а когда ты думаешь, что ты – Бог, то естественным образом считаешь себя неприкосновенным. В конце концов, он действительно может быть профессором – спесивым интеллектуалом, уверенным, что найти его мы, может, и сумеем, а вот поймать – никак.

Мыслями я возвращаюсь к Робертсу. Доказал ли он, что убийца ошибался? Может, подошел слишком близко и отодвинулся чересчур медленно?

Глава 16

Свою пробежку я заканчиваю с чувством странной сосущей тревоги, которую не могу внятно объяснить. Вместе с тем по дороге в участок решаю заехать в университет и выяснить, кто там руководит тем самым поэтическим клубом. Со все еще звенящей в ушах аудиокнигой захожу в кофейню и становлюсь в очередь из пяти человек. Оттуда машу за стойку Дэйву, студенту-медику лет двадцати пяти, с которым мы на короткой ноге, хотя общаемся нечасто. Он хватает стакан и надписывает сбоку мой заказ, с улыбкой показывая, что все схвачено, после чего обслуживает очередного клиента.