Погибель Империи. Наша история. 1941–1964. На пике

«Наступательными действиями мы изматывали свои войска во много раз больше, чем вражеские. Это изматывание было выгодно противнику, а не нам».

Маршал артиллерии Воронов невесело пошутил:

«Наше счастье, что силы советского тыла неисчислимы».

1 февраля Ставка требует завершения разгрома группы армий «Центр». Задача эта решена не будет. В учебниках по военному искусству Ржевско-Вяземская операция называется «незавершенной». Маршал Рокоссовский назвал ее «наступательной затеей». «Наступательные бои, – вспоминал он, – пожирали людей, как пламя сухую траву». Жуков в 1966 году на встрече в редакции «Военно-исторического журнала» скажет:

«Ну, шапка была набекрень у всех тогда – и я недооценил состояние Вяземской группировки противника».

Общие потери Калининского и Западного фронтов с 8 января по 20 апреля 1942 года составили 776 тысяч 889 человек. Калининский фронт Конева положен практически целиком. 341 тысяча 227 погибших. Остальные 435 тысяч 662 человека погибли на Западном, Жуковском, фронте.

20 апреля Ставка приняла решение о переходе Западного и Калининского фронтов к обороне.

Немецкий генерал Гальдер 20 апреля записал в дневнике: «Обстановка: поразительно спокойно».

Неделей раньше, 12 апреля 1942 года, Клавдия Шульженко впервые исполнила песню «Синий платочек» с новыми словами. Песня эта довоенная, автор музыки Ежи Петербургский – поляк, оказавшийся в СССР после раздела Польши по пакту Молотова—Риббентропа. Ему же принадлежит и знаменитый романс «Утомленное солнце нежно с морем прощалось». До войны «Синий платочек» исполняли Лидия Русланова и Изабелла Юрьева. Шульженко этот предвоенный хит из чужого репертуара исполнять категорически отказывалась.

В 42-м на Волховском фронте к Шульженко подходит 22-летний лейтенант Михаил Максимов и, краснея, говорит, что написал новые слова для «Синего платочка». Она обещает почитать. Шульженко обладала поразительным чутьем, ощущением того, что необходимо ее слушателю. Она исполнила песню в тот же день, как прочитала стихи. Через месяц вся передовая и весь тыл знает эту новую песню. Командиры рот, совсем мальчишки, уже поднимают на штыках куски синего полотна и с криком «За синий платочек!» идут в атаку. Что касается крика «За Родину! За Сталина!», то солдаты так никогда не кричали. Солдаты, поднимаясь в атаку, кроме матерных слов, ничего не кричали. А вот командирам и политработникам, поднимавшим их в атаку, было приказано выкрикивать официально утвержденный лозунг – и никаких вариаций, никакой отсебятины, только «За Родину! За Сталина!». Так что подниматься в атаку «За синий платочек» – это политическое преступление.

В блокадном Ленинграде Клавдия Шульженко с мужем, известным эстрадным артистом Владимиром Коралли, с отцом и сыном живут в подвале Дома офицеров. Здесь проживут до середины 1943-го года, отсюда ездят на концерты. До войны Шульженко с мужем возглавляли джаз-оркестр. С началом войны коллектив становится Ленинградским фронтовым джаз-ансамблем. Все артисты аттестованы как добровольцы. Всем выдана военная форма. На одном из первых же фронтовых концертов у летчиков Шульженко попросили, чтобы она выступала в своих концертных платьях, как до войны.

С первых же концертов на передовой выяснилось, что слушатели, которым через несколько часов предстоит идти на смерть, больше всего хотят слушать лирику. Лирика была коньком Шульженко, за это ее любила публика и за это же к ней была недоброжелательна критика. И до войны, и долго после войны. Классиком эстрады Шульженко сделают очень поздно, в конце 60-х.

Шульженко говорила: «Не могу я петь „Широка страна моя родная”».

Поэт Павел Леонидов, автор многих песен Шульженко, пишет: «Она героическая актриса, раз ей удалось все пятьдесят лет петь только про любовь».

В Ленинграде Шульженко дебютировала не где-нибудь, а в Мариинке. Это был сборный концерт 5 мая 1928 года. Цвет ленинградской культуры. После танца уже знаменитого Вахтанга Чабукиани конферансье объявил: «Товарищи! У меня для вас сюрприз. В Харькове я отыскал совершенно необыкновенную девушку. Впервые и единственный раз, проездом, – Клавдия Шульженко!» Она спела шесть песен. Зал словно взбесился. Она смущенно выходила на поклоны. Тогда еще не родился ее знаменитый глубокий, фирменный в пояс поклон. Высокий молодой человек за кулисами сказал ей с улыбкой: «Уж и не знаю, как после вас выступать. Предупреждать надо». Это был Николай Черкасов.