Погибель королей

Галену де Мону было четырнадцать, когда Кирин стал частью дома де Мон. И хотя Гален не помнил каждый год своей жизни, он точно знал, что в его жизни постоянно присутствовал страх. Страх был его постоянным аксессуаром, который никогда не выходит из моды и про который невозможно забыть. Гален жил почти так же, как и солдаты на фронте – постоянно ожидая нападения из засады, всегда боясь следующей атаки врага. Ни один уличный мальчишка не был столь же робким, как Гален де Мон.

Он был красивым мальчиком, но не знал этого. Он был талантливым и умным, но об этом не знал тоже. Вместо этого он знал, что он – неудачник. Он знал, что его мать Алшена избаловала его, и поэтому он стал мягким, слабым и женоподобным. Он знал, что никогда не станет настолько умным, сильным, жестоким или храбрым, чтобы порадовать своего отца. Он знал, что его отец Дарзин хотел совсем не такого наследника. Гален на собственном опыте понял, что на разочарование отец отвечает насилием. Тот факт, что Гален – сын Дарзина, не означал, что он в безопасности: напротив, отец вымещал на нем свою злобу больше, чем на ком бы то ни было. По иронии судьбы де Монам не нужно далеко ходить за лекарем, и поэтому такой человек, как Дарзин, мог не сдерживать себя.

Разозлить его отца могло что угодно. Если Гален не выполнял приказ, его били, но если он подчинялся слишком быстро, то его били за кротость. Отец насмехался над ним, если Гален одевался по моде (и не важно, что сам отец всегда носил только модную одежду), но бил его и отправлял переодеваться, если Гален был «похож на простолюдина». Его били и за дерзость, и за боязливость. Гален всегда хорошо учился, однако отец невысоко ценил его достижения и запретил отправлять «его наследника» в королевскую академию магов[88]. Гален прекрасно ездил верхом и фехтовал, но своими успехами не заслужил ни единой похвалы: Дарзин только упрекал его в нерадивости и говорил, что он сам в его возрасте был гораздо лучше.

Поэтому когда Галену сообщили, что он больше не наследник, что его заменил другой сын Дарзина, о котором раньше никто не знал, Гален почувствовал не гнев, не злобу, не отчаяние, вызванное жестокостью капризной судьбы.

Он испытал облегчение.

Наконец-то долг и ответственность, связанные с именем де Монов, лягут на плечи кого-то еще – кого угодно. Если Гален потерпел крах как наследник, то он наверняка достаточно хорош, чтобы стать вторым сыном. От вторых сыновей многого не ждут.

На следующее утро Дарзин пригласил Галена позавтракать в оранжерее и лишил его этих наивных иллюзий.

– Постарайся стать его другом. Заслужи его доверие, – сказал Дарзин, атакуя ножом и вилкой кусок жареной свинины. – Но не забывай: этот мальчик – твой враг.

– Я думал, что он – мой брат, – сказал Гален. Он истекал потом. В оранжерее стояла чудовищная жара. За много лет в сознании Галена образовалась настолько прочная связь между оранжереей и жарой, что даже прохладным вечером он не мог зайти сюда, не испытав приступа тошноты.

– Какая разница?! – рявкнул отец и подкрепил свои слова подзатыльником. – Он – сын шлюхи, он бастард, вор и убийца. Даже не надейся, что ему нужна братская любовь. Видишь вон то пятно? – Дарзин указал ножом на пол.

Гален посмотрел. Посреди идеально чистого пола виднелось темно-красное пятно. Гален подумал, что это томатный соус.

– Да, отец.

– Там он убил человека. Зарезал насмерть без малейших колебаний. – Дарзин несколько раз ткнул ножом в воздух. – Будь у него такая возможность, он бы убил и меня, и тебя.

– Наверное, ты им гордишься. – Эти слова сорвались с губ Галена раньше, чем он успел их остановить.

Дарзин замер, не донеся чашку с кофе до рта.

– Не смей говорить со мной таким тоном, мальчик.

– Да, отец. – Гален нахмурился и стал ковырять вилкой в тарелке. Пшеничные пироги с привезенными из другой страны яблоками и корицей, поджаренные кусочки свиной брюшины. Ему показалось, что его сейчас вывернет наизнанку. В комнате было так жарко, а свинина была такой жирной, что пироги казались ему отвратительными. Вместо них он бы с удовольствием съел лепешку со свежими фруктами и мятой и выпил бы стакан йогурта, смешанного с рисовым молоком. Гален был почти уверен, что от таких блюд его не стошнит. Однако отец не допустит, чтобы его сын питался блюдами для простолюдинов.

– Он – дикий, это да, – продолжал Дарзин. – Если бы он не был… – Дарзин умолк и насадил на вилку ломтик яблока. – Дикий, несомненно. Казалось бы, мальчик, который вырос в бархатном доме, должен быть более женственным, но только не он, нет. Того стражника он зарезал с той же легкостью, с какой мы с тобой намазали бы маслом кусок хлеба. Если его немного подучить, он станет отменным убийцей. – Дарзин глубокомысленно помолчал, пережевывая кусок, а затем угрюмо взглянул на Галена. – Моему отцу было плевать на своих детей, да они и сейчас ему безразличны. Но я поклялся, что не стану таким. Знаешь, почему я так суров с тобой? Потому что ты мне дорог. Я хочу, чтобы ты стал лучшим.