– Ты была в Кишна-Фарриге с Хамезрой и Тераэтом.
– Верно. – Она улыбнулась. – Я Калиндра. Мать попросила меня приглядеть за тобой. Ей показалось, что ты можешь выкинуть какую-нибудь глупость, когда увидишь «Маэванос».
– «Маэ… – Я умолк. – «Маэванос» – это непристойный танец, а не человеческое жертвоприношение[60]
.Она фыркнула и сделала знак рукой. Двое змеелюдов поставили меня на ноги.
– Только куурцы способны превратить один из священных ритуалов Таэны в забаву для бархатного дома. – Она свирепо уставилась на меня. – Это самый осмысленный способ показать Госпоже нашу веру, вымолить у нее прощение, просить, чтобы она благословила нас в ее собственных владениях – там, где ее власть абсолютна и нет места притворству. Если просящий в самом деле раскаивается, она возвращает его – очистившегося от грехов.
– А если он не раскаивается?
– Тогда он умирает.
– Какая жалость. Тераэт уже начал мне нравиться.
– Правда?
– Нет, конечно. Он – осел.
Калиндра улыбнулась.
– Мне передать ему твои слова, когда он вернется?
– Как хочешь.
Змеелюды, похоже, решили, что ситуация улажена, и скрылись в джунглях вместе со своими ручными ящерицами. Самый большой из них перед уходом прошипел что-то Калиндре. Я предположил, что он спрячется где-то неподалеку – на всякий случай.
– Что он сказал? – спросил я.
– Он сказал: «Будь осторожна. Эта обезьяна выглядит безобидной, но она очень шустрая». Кажется, Сзару ты понравился.
– Я всем нравлюсь, спроси хоть у Релоса Вара. – Оглядываясь по сторонам, я потер ладонями руки. – Я – пленник?
Она посмотрела на меня, наклонив голову.
– Ты на тропическом острове, в тысяче миль от ближайшей деревни. Хорошо ли ты плаваешь?
– Значит, пленник.
Калиндра пожала плечами.
– Как скажешь. Я не могу изменить местную географию, просто чтобы порадовать тебя. Мне тоже было бы нелегко уехать отсюда. То, что защищает нас, иногда еще и ограничивает нашу свободу.
– Мне это не нравится.
– А, ну тогда ладно, это все меняет, – Калиндра закатила глаза. – Постой… Нет, это ничего не меняет.
– Значит, я не должен жаловаться?
– Это ты сказал, не я. – В ее глазах была смешинка, и я вдруг понял, что не могу больше сердиться на нее. – Давай погуляем. У нас есть время на объяснения, пока Тераэт не вернулся с того света.
26: Безрадостная встреча
Кто-то застучал в дверь.
– Будь оно все проклято! Уходи! – крикнула Ола.
– Ола! Ола, выходи скорее! – донесся из-за двери громкий голос Мореи.
– Проклятье… – Ола выкатилась из постели и накинула на себя халат, не обращая внимания на протесты женщины, которую она при этом сдвинула с места. Она протопала к двери и распахнула ее. – В чем дело, девочка? Если это не важно, я…
В дверях стояла едва одетая Морея. По ее лицу текли слезы.
– Они… он… о, богиня, он…
– Успокойся, дитя. Успокойся. Что случилось?
– Кирин! – Морея дрожащей рукой указала на покои Олы. – Он исчез!
– Кирин? Куда подевался этот мальчишка?.. А, дьявол. Генерал… Если он… – Ола схватила Морею за руку и то ли втолкнула, то ли затащила рабыню в свои покои.
Ола решительно вошла в гостиную и остановилась, увидев свечи, перевернутую мебель и липкую, влажную, окровавленную массу, которая когда-то была человеком. Противоположная стена и занавеска из нефритовых бусин были залиты кровью. Здесь кого-то убили – недавно, и особо грязным способом. Ола сглотнула подступившую желчь. Это не Кирин. Это не мог быть Кирин. Но кто тогда?
– Морея, что произошло… – Она повернулась и получила удар в челюсть, который отбросил ее к шкафу.
Морея осмотрела свои костяшки пальцев.
– Ты снова опоздала. Ты всегда опаздываешь, Ола. Я так и не смогла простить тебя за это. А я старалась, поверь мне.
– Морея? – Ола вытерла кровь с лица и потрясенно уставилась на девушку.
– Не совсем. – Облик Мореи заструился перед глазами Олы, пока танцовщица не превратилась в прекрасную женщину с медово-золотистой кожей и длинными каштановыми волосами.
– Лили? – Ола покачала головой. – Лирилин? Нет, это невозможно. Я видела, как ты…
– Умерла? – улыбнулась Коготь. – О да, я умерла. И все же… мы снова встретились. Позволь мне все объяснить. Или еще лучше: позволь мне все показать.
Ола попыталась сбежать, но Коготь набросилась на нее. Она прижала Олу к стене, схватила ее за руки. Хотя ее противница была ниже Олы и казалась слабее, Ола не могла высвободиться. Коготь прижалась губами к губам Олы – этот ужасный поцелуй лишил Олу всех сил.
Ола посмотрела на свою противницу и вздрогнула. Лицо женщины, целующей ее, изменилось. Это был не похожий на сердце цветок Лирилин, а лицо чернокожей жительницы Жериаса, дикой и неукротимой. Это было ее собственное лицо; лицо Олы двадцать лет назад, когда возраст и разгульная жизнь еще не лишили ее привлекательности. Это было лицо, которое она сама еще вспоминала каждый раз, когда смотрела на свое отражение в зеркале или вспоминала «старые добрые времена».
Ола попыталась вырваться, но руки, удерживавшие ее, были крепкими, словно железо. Ола попыталась закричать, но губы монстра стали металлическими тисками, которые сокрушали ее.