Приведённый нами совершенно исключительный случай с Двойкиным, насколько нам известно, не получил надлежащего научного объяснения. Гипотеза же Двойкина о том, что он во время своего путешествия в плоскости прошёл всё расстояние от математического кабинета до класса, проникая, благодаря своей толщине, равной нулю, сквозь гимназические стены, как чернила сквозь клякспапир[11]
, отпадает, вследствие непонятного появления в классе Точкина, который, как известно, был болен. С товарищами Двойкин вовсе не беседовал по поводу своих приключений. Одно достоверно, что Плоскотелов больше в гимназии не появлялся, и стоит ли изобретённая им машина в математическом кабинете или нет, — этого проверить нет возможности, так как Павел Павлыч — враг наглядного обучения.Ковер-самолет
I
Князь Пермский был частым гостем антиквара Бутылкина и потому со стороны последнего пользовался особым почтительно фамильярным вниманием. Когда князь вошёл в тесно заставленную старинной мебелью лавку, Бутылкин, тотчас же передав двух дам, покупавших буфет красного дерева, своему сыну, сам направился к князю, в котором уважал не только постоянного покупателя, но и истинного знатока и любителя.
Князь хорошо знал лавку Бутылкина; он уверенно лавировал между шкапами, столами и диванами, рассеянно обегая взглядом вещи, большинство которых ему было давно знакомо. Он зашёл в лавку, как и всегда, не затем, чтобы купить что-нибудь определённое, а так, посмотреть, не появилось ли чего-нибудь новенького, интересного и «подходящего».
В лавке холодновато и темно; князь двигается вперёд быстро, так что Бутылкин еле успевает зажигать перед ним электрические лампочки. В одном месте Пермский заинтересовался столом «бобиком», в другом долго и внимательно рассматривал кресло, вернее сказать, одну единственную ножку, сохранившуюся от кресла.
— Петровское? — кратко бросил он.
— Говорят-с, а только ведь кто их знает, может и врут, ваше сиятельство, — отвечал как будто и простодушно Бутылкин; он знал, что Пермский мебели почти не покупает: нет больше места в квартире.
Князь хотел уже пройти в специальное отделение бронзы и фарфора, когда взгляд его упал на небольшой шкапчик палисандрового дерева с инкрустацией. Форма шкапчика, высокого и очень узкого, а также художественная работа инкрустации заинтересовала его.
— А это что? — спросил он.
— А вот, не знаю, как понравится вашему сиятельству? Не то шкапчик-с, не то подставка для часов, — несколько неуверенно отвечал Бутылкин. Он только недавно купил эту вещь, случайно и до нелепости дешево, но настоящей цены его не только не знал, но, к удивлению своему, даже и не «чувствовал», что с ним бывало редко.
— Вещь, кажется, новая, — схитрил князь, который, так же как и Бутылкин, не «понимал» шкапчика. — Откройте-ка его.
Бутылкин открыл шкапчик. Полок в нём не было, но он доверху был наполнен какими-то проволоками и странно переплетёнными между собой деревянными дощечками.
— Выньте-ка этот мусор, — приказал Пермский.
«Если не подорожится, можно будет взять; вещь красивая и места много не возьмёт», подумал он.
— Не вынимается, ваше сиятельство, — не без лукавства отвечал Бутылкин.
— Не вынимается? — протянул Пермский.
— Никак нет-с, приделано прочно. Да вот, не угодно ли взглянуть, ваше сиятельство, шкапчик-то ведь разборный…
Бутылкин придавил кнопочку и затем нажал на боковые стенки; они подались, раздвинулись и весь шкапчик развернулся на скрытых в спинке шкапчика петлях; проволоки и планки, соединённые хитрою и замысловатой связью, пришли в движение, распространяясь во все стороны. Внизу шкапа выдвинулась какая-то деревянная подставка. Из шкапа получился довольно-таки странный аппарат, отдалённо напоминающий автоматические весы.
Князь смотрел с недоумением.
— Это что же за инструмент? — спросил он.
— Полагаю так, ваше сиятельство, что остатки часового механизма… а впрочем, не могу знать-с.
Князь потрогал пальцем проволоки. Работа была искусная и тщательная, но на часы не было вовсе похоже. Нечаянно князь рукавом задел один небольшой и скрытый сзади стерженёк. Стерженёк этот подался под его рукой. Желая понять смысл стоявшей перед ним странной машины, Пермский сильнее нажал пальцами стержень, и вдруг ему показалось, что концы его пальцев точно срезаны и на кончиках покрыты кровью. В испуге он отдёрнул руку и быстро поднёс её к глазам, но, очевидно, тусклый свет лампочки, висевшей под потолком, обманул его: на пальцах не виднелось ни малейшей царапины.
— Занятный механизм! — усмехнулся про себя князь. — Может быть,
Бутылкин медленно складывал шкап. Он колебался: заломить ли на всякий случай цену так, чтобы шкап до выяснения настоящей его цены остался у него, или уважить постоянному покупателю: ведь, в сущности, вещь ему самому досталась почти задаром…
— Да что… если положите рубликов полтораста, ваше сиятельство, так дадите десятку нажить Ивану Прокофьевичу, — отвечал он всё ещё неуверенно.