Погибшее открытие

Этот роман — «Пятьсот миллионов бегумы» — символический: в лице двух учёных — француза и немца — автор олицетворяете два типа культуры: гуманитарный, цель которого — мир, солидарность, взаимопомощь между людьми и народами, торжество морального закона над грубой силой; и милитаристский, цель которого — война, истребление или порабощение сильных слабыми, подчинение морали «бронированному кулаку»: нравственность допустима, поскольку она удобна для интересов силы…

^{«Город Стали» — германский идеал, предвосхищенный Жюлем Верном}

Первым типом автор считает Францию, вторым Германию. Капитальный факт: центром и очагом милитаризма была за последние десятилетия Германия; новый вариант завоевательного типа культуры был и практически и теоретически разработан ею; отсюда эта зараза распространялась по соседним государствам, отсюда исходила вечная угроза войны, кошмаром нависшая над Европой…

Если Франция и другие государства иногда и сбивались с пути гуманитарной культуры, то Германия, в лице своих правящих и командующих элементов, попросту отказалась от этого пути и сознательно поставила себе другою цель, нашедшую усердных идеологов, выдвинувших учение о благородной (германской) расе, обязанной истреблять или держать под ярмом неблагородные (романские, славянские и все прочие). Но вернёмся к роману.

Фабула его несложна. Француз, доктор Сарразен, и немец, профессор Шульце, оказываются наследниками огромного состояния в 500 миллионов франков. Оно принадлежало офицеру, служившему в Индии в войске одного раджи, достигшему важных чинов и, в конце концов, женившемуся на вдове этого самого раджи. Состояние вдовы перешло к их сыну, умершему бездетным, а затем родственникам по боковой линии, каковыми и оказываются упомянутые французский доктор и немецкий профессор.

Каждому достается по 250 миллионов.

Француз решает употребить своё состояние для блага человечества: построить идеальный город по всем правилам гигиены и санитарии «с целью физически и моралью улучшить человечество». Тут разумно организованный на началах солидарности труд, безукоризненно поставленное образование, и проч.; отсюда выходят проповедники, словом и делом, братства и солидарности. Француз устраивает этот город в Америке, на свободной территории, принимает в него «людей, гонимых нуждою и угнетённых безработицей», посвящает свои силы их организации, и действительно организует идеальную общину. Город называется «Франковиль» («Франкоград»).

Немец решает употребить своё состояние тоже для человеческого блага, но понимаемого им на свой лад. Человечество надо очищать от слабых, болезненных и гнилых элементов, с которыми возятся и нежничают нелепые мечтатели, вроде основателя «Франкограда»; человечеством должны распоряжаться сильные, а так как сильна только германская раса — остальные дрянцо, достойное либо истребления, либо роли чернорабочих под командой Германии — то она и должна владычествовать над человечеством.

Профессор Оствальд в известном письме выразился несколько мягче: Германия должна «организовать» человечество (силой), но дух его письма, равно как и многочисленных заявлений в том же роде, положительно предвосхищён Жюлем Верном.

Само собою разумеется, что все, кто не пожелает покориться немецкому владычеству, должны быть стёрты с лица земли.

Но для осуществления такой задачи нужны средства, нужно вооружение, против которого никому не устоять, нужны «сорокадвухсантиметровые мортиры»…

И вот, профессор Шульце тоже строит город в Америке, на свободной территории, в десяти милях от «Франкограда», — город, представляющий огромную фабрику-казарму, выделывающую орудия неслыханной и невиданной силы и опустошительности, изобретению и усовершенствованию которых профессор посвящает свои способности. Его город называется «Штальштадт» («Город Стали»).

От «Города Стали» веет современной Германией: рассуждения профессора Шульце местами до странности напоминают литературу современного германского национализма; его свирепые речи точно составлены по сборнику речей Вильгельма II (а ведь этот герой ещё и не показывался на политическом горизонте Европы в эпоху написания романа, в 1879 году!); холодная, так сказать «добросовестная» жестокость, с какою он развивает и осуществляет истребительные планы, производит впечатление чего-то знакомого. Да… это Калиш, Лувен, это те приёмы, применённые с места в карьер, которые придали нынешней войне такой исключительно не рыцарский, характер!

Автор предугадал и воплотил в своих образах крайние последствия развития холодного милитаризма, достигнутые лишь ныне и проявляющаяся теперь на практике. Вероятно, в своё время (1879) роман казался преувеличением: тогда ведь это направление ещё находилось в начальной стадии развития. Теперь оно расцвело в маниакальные речи Вильгельма, маниакальные рассуждения Оствальдов и К°, маниакальные дела в Лувене и Калише… И картина Жюля Верна уже не вызываете впечатления преувеличенности: это верный символ современной милитаристской Германии.