Погибшее открытие

Два таких противоположных типа культуры не могут мирно существовать рядом. И действительно, профессор Шульце решается истребить «глупый и противоестественный филантропический муравейник» — Франкоград; и притом не как-нибудь, а с немецкой солидностью и основательностью; со всеми людьми, животными, и даже растениями!

Он изобретает чудовищную пушку, заряжаемую чудовищными снарядами; в снаряде заключены сто небольших снарядов, разлетающихся по всем направлениям. Одного такого снаряда достаточно, чтобы уничтожить целый город, разрушить его, сжечь, «наполнить огнём и смертью, истребить всё живое, что окажется в сфере его действия.

^{Колоссальная германская пушка, описанная Ж. Верном за тридцать лет до современных событий}

Такой снаряд профессор Шульце намеревается пустить в ненавистный ему Франкоград, и приводит своё намерение в исполнение.

Жители идеального города предупреждены о грозящей им гибели одним из героев романа, самоотверженным французом, который пробрался в «Город Стали», выдав себя за немца, проник в тайны профессора, был за это приговорен им к смерти, бежал, попал в горящее здание, потом свалился в поток, но, как полагается героям романов с приключениями, благополучно прошёл огонь и воду, и счастливо добрался до Франкограда. Однако предупреждение пришло чересчур поздно, и гибель нависла над городом неминуемая! К счастью, спасение явилось с совершенно неожиданной стороны: от избытка немецкой изобретательности. Немец, как говорится, переборщил: его пушка сообщает снаряду быстроту в десять тысяч метров в секунду. А при такой быстроте полёта снаряд не может упасть на землю: он летит почти по касательной к её поверхности, вылетает из сферы притяжения земного шара и отправляется в бесконечные пространства…

И действительно, снаряд, пролетев над городом, исчезает в небесах…

А вскоре затем немецкий профессор гибнет жертвою своих истребительных планов. Одно из его изобретений — бомба, начинённая жидкой углекислотой, которая при разрыве испаряется и, наполняя значительное пространство, замораживает и отравляет всё живое в его пределах — случайно разорвалась в лаборатории и превратила задохнувшегося изобретателя в ледяную статую. С его смертью падает и его предприятие, обнаруживается банкротство, производство останавливается, рабочие разбегаются, и «Город Стали», брошенный населением, превращается в пустыню…

Это тоже символ и пророчество! По мысли автора, гуманитарный, положительный тип культуры преодолевает все опасности в силу своих внутренних творческих начал; тип завоевательный погибнет, несмотря на все свои внешние успехи и кажущуюся силу, — погибнет естественно, жертвою заложенных в нём разрушительных элементов.

Остаётся пожелать, чтобы и это предсказание романиста оказалось пророческим.

Л. Исидорский Пророки мировой войны

I

Случилось то, что еще недавно всеми считалось самым невероятным, самым невозможным — вспыхнул мировой военный пожар. Половина человечества ввергнута в ад военной грозы. Ещё недавно это казалось до такой степени немыслимым, что никто на земном шаре не думал об этом сколько-нибудь серьёзно. И лишь немногие романисты делали фантастические экскурсии в эту область.

Любопытно отметить, что число подобных романов в самые последние годы начало быстро возрастать. Очевидно, мрачная тень надвигавшегося мирового бедствия тревожила наиболее чуткие умы, беспокоила встревоженное воображение. Можно насчитать около десятка фантастических романов, посвящённых этой теме, и из них большая часть появилась в последние два года[26].

Теперь, когда мы уже охвачены неожиданно налетевшим ураганом мировой войны, естественно возникает вопрос: удалось ли кому-нибудь из фантастов хотя бы в главных чертах предугадать картину будущего? Оказывается, что в большинстве случаев пророчества романистов были довольно далеки от той реальной картины, которую мы сейчас видим перед собой.

Лишь в одном романе — в знаменитой «Адской войне» Жиффара[27] мы находим довольно близкую к действительности группировку держав (союз России, Франции, Англии и Японии против Германии, от которой отпала Италия). Тот же французский писатель угадал и другую черту мировой войны — беспощадную, холодную жестокость Германии, руководимой теперь бесчеловечным лозунгом: необходимость не признаёт законов. («Not kennt kein Verbot»[28] — сказал в рейхстаге канцлер, когда ему задан был вопрос о нарушении нейтралитета Бельгии.) Большинство же остальных романов рисуют обстановку, мало похожую на то, что мы видим теперь перед собой.