Поглощенное время (СИ)

Гебхардт Шванк так и не решился дополнить свой роман. Все копии были изготовлены; жрецы хмыкали и сохраняли невозмутимый вид, но историю о Молитвенной Мельнице и Едином боге перечитывали регулярно - а школярам ее чтение было запрещено. Вдохновясь примером предшественников, епископ Акакий, уже удостоенный прозвища "Как бы чего не вышло!", решил изменить систему регистрации документов. Но Храм инертен, и его идею воплотить не удалось - помечают входящие документы по-прежнему: просто в порядке поступления присваивают номер да отмечают дату.

К весне мастер Шванк заметил, что Храм ощутимо давит на него: своими серыми стенами, черными лаковыми росписями, безднами зеркал и огромным крестом здания Картотеки. Надоело и то, что его то допускали к пению, то отстраняли от него - в основном ему полагалось воспевать то, что имеет отношение к пустоте, смерти и увяданию. Так что Гебхардт Шванк вскоре почувствовал себя прозрачным и пустым - и начал действовать по-своему, чтобы вернуться к жизни.

Поначалу он исполнял свой роман на улицах, но зрители его не полюбили. Тогда он переместился в самые богатые и просвещенные купеческие дома. Там он выступал с переменным успехом, роман чаще всего нравился, но беда в том, что образованных купеческих родов в городе так мало...

Просто так покинуть Храм не получалось. Хуже того: вернуться к порнографическим представлениям тоже стало трудно. Во-первых, вошли в моду песнопения об убийствах, а не о плотской страсти. Во-вторых, у непревзойденного похабника Шванка появился конкурент: некогда, не так давно, шут пригрозил блудницам и порочным мальчикам, что вернется и заставит их представлять самые скабрезные комедии. Шут не вернулся, но "пастух" блудниц это расслышал, намотал на ус и воспользовался такой хорошей идеей. Отныне у дороги на нечистой стороне пригорода устраивались коллективные блудные действа. "Пастух", полнокровный молодой мужчина, был наивен, лишен тонкости кастратов и думал - покажи простецам, чем занимаются люди в постели, и они осыплют его дождем меди и мелкого серебра. Но не тут-то было! Простецы не желали просто смотреть - они желали заниматься этим сами, и поэтому растаскивали актеров и актрис под кусты задолго до конца представления.

Но одна комедия расторопного "пастуха" все же имела успех и сделала его на несколько лет опасным конкурентом Шванка - то была знаменитая "История о Красавчике и двух уродах". Собственно, блудницы и мальчики запомнили, как трое кающихся сначала везли умирающего на кладбище, но очень скоро вернулись с ним обратно. Запомнили так, что умирал красавец-жрец, развратник, ханжа и садист. "Умирая", он вслух перечислял все свои прегрешения, которые от раза к разу становились все мелочнее, нелепее и уморительнее. А его напарники, Порося и Нетопырь, во все более лицемерных выражениях оплакивали несчастного и громко сожалели о том, что из мира уходит такая краса, потенция и изобретательность в соблазне, как у Красавчика. Вот и все представление, хотя и весьма, весьма успешное.

Гебхардт Шванк о конкуренте знал, но не торопился: комедий не сочинял и Храма не покидал. Когда его деньги почти иссякли, он договорился, что будет служить Храму Времени, новому, тому, что на рыночной площади. Его отпустили в легким сердцем - песнопения для Времени в основном скорбные, и там он мог работать без простоев.

Там он за два года подготовил хор мальчиков и юношей, развив точно такую же беспощадную придирчивость, как и достопамятный мастер Пиктор: теперь уже не уши нетопыря, но поросячий хвостик жидкий волос и зеленоватые глазки снились в кошмарах юным певчим.

***

Верный свое привычке тащить все, что может оказаться важным и нужным, но при этом плохо лежит, Гебхардт Шванк прихватил копию "Романа о Молитвенной Мельнице и о Едином боге" и отправился в Лес; епископ Акакий знал об этом, но отнесся к краже более чем снисходительно - да как можно не украсть столько сведений сразу и не распространить их? Тем более, что вор-трувер мастер Шванк сам их с риском для души раздобыл и привел в порядок. На его месте Акакий, ныне епископ, а прежде - глава писцов, поступил бы точно так же!

Благополучно миновав Броселиану, он свернул в земли Аннуин и призвал мастера Пиктора. Пикси расположился лагерем у самой границы и два дня читал рукопись. Закончив, он объявил, довольный:

- А ведь похоже на правду! Я это сделаю, эльфам понравится. Понимаешь, для них вы, люди - мифические персонажи. Эльфы очень любят серьезные сказки.

- Пикси, а музыка? Надо?

- Я сам, сам, они по-вашему не поют.

Что ж, раз теперь "мы" - эльфы, а "вы" - люди, то Гебхардт Шванк вернулся в город. Он узнал потом - птичка на хвосте принесла - что его роман имел успех в землях обеих лесных королев. Даже несмотря на вечную скорбную ярость Аннуин.

***

Хор пел, а Храм окончательно надоел Гебхардту Шванку. Тогда он принялся, наконец, за сочинение альбы для Четвертой Горгоны. Корпел он долго и в результате уверен совершенно не был.