Погнали

— Не смешно! Я не храплю! И дело даже не в этом! Ты что о себе возомнил?! Нет, это немыслимо. — Она открывает свой чемодан, снимает свитер, хватает какую-то шмотку, чтобы надеть вместо свитера, и идет к двери. Пылая праведным гневом.

— Прости меня, ну, пожалуйста, — я пытаюсь ее удержать. Но не тут-то было. Я по-прежнему улыбаюсь — улыбка как будто приклеилась, не отодрать, — но я, правда, немного смущен и чувствую себя полным ничтожеством. И тут мне в голову приходит вполне закономерный и здравый вопрос: — А ты куда, вообще, собралась?

— Пойду погуляю!

— В Лос-Анджелесе негде гулять.

— Тогда, может быть, прокачусь на такси. — Она хватает фотоаппарат и выходит. Я пытаюсь ее задержать, но она хлопает дверью у меня перед носом.

Я не бегу ее догонять, но эта ее зловещая последняя реплика никак не идет у меня из головы. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Сажусь на кровать и смотрю в пол.

Ну, не гожусь я на роль героя. Даже в собственной книге.

Эх, был бы косяк…

Встаю, подхожу к окну и раздвигаю задернутые занавески.

Открывшийся вид, мое одиночество и остаточное воздействие метадона — все это вкупе создает ощущение шаткого рассеянного равновесия.

Окно выходит на задний двор мотеля, огороженный забором. За забором — еще один двор и маленький оштукатуренный домик. Яркое солнце освещает густой кустарник, над которым порхают птицы и бабочки. Зелень буквально бурлит жизнью — как алхимический тигель, где происходит непонятная и удивительная трансформация. Из белого домика за забором выходит женщина с большой корзиной в руках. Симпатичная женщина, миловидная. Но одета — не очень: простенько, бедно. С виду — несчастная и потерянная. На веревках сушится белье, и я думал, что женщина будет его снимать, но она ставит корзину на землю и собирает в нее игрушки, разбросанные по двору. У меня сжимается сердце. Я люблю эту женщину. Гораздо проще любить человека на расстоянии, думаю я. Избитая мысль. Полжизни за косяк.

Теперь я думаю про Дженнифер. Надо бы пообщаться с ней наедине, так чтобы Крисса не знала. Только захочет ли Дженнифер? Но это легко проверить — вот взять и прямо сейчас пойти к ней. Вдохновляющая идея. Но тут меня вдруг пробивает: я как ребенок, которого мама с папой оставили одного дома, или как лабораторная крыса — хочу, чтобы меня похвалили и дали вкусненького, и не хочу, чтобы меня наказали. Какого хрена. Я просто хочу курнуть травки. Меня тошнит от себя, от всех этих мыслей и вообще от всего.

Иду в ванную — ополоснуться.

* * *

Выхожу во двор при мотеле, как Одинокий Рейнджер в предвкушении новых опасностей и приключений. [8]

За конторкой портье никого нет, но там за стойкой есть дверь, и через пару секунд оттуда выходит Дженнифер.

— На самом деле, ты не Билли Бернхард, — говорит она. — Ты Билли Мад.

— А кто ты на самом деле?

— Я — это я, — говорит она. Похоже, мой остроумный ответ не произвел на нее впечатления.

— У меня тут проблема, и я подумал, а вдруг ты сможешь помочь. В общем, хотелось бы раскуриться. Не знаешь, где можно достать?

— В смысле, травы покурить?

— Ага.

— У меня есть с собой. Будешь? — На ней короткое легкое платье с гавайским рисунком, и она босиком.

— Ага…

— Ну, пойдем, — говорит она и открывает дверь в заднюю комнату.

Я подныриваю под стойкой и иду следом за Дженнифер.

— Я бы еще прикупил на потом.

— Сначала попробуй, а то вдруг не понравится.

— Ладно, как скажешь.

Комната за стойкой портье напоминает притон где-нибудь в пригороде: большой мягкий диван у дальней стены, два кресла. Низкий кофейный столик с кипой старых журналов. Окно выходит на улицу, занавески задернуты, но не до конца. Дженнифер закрывает дверь, подходит к окну и поплотнее сдвигает тюль. Я стою над диваном. В горле немного першит от предвкушения — мы остались с ней наедине. Она подходит к дивану, и мы садимся.

Из-под журналов на столике Дженнифер выуживает косяк — уже забитый и готовый к употреблению, — и закуривает.

— Вы просто так приехали или по делу? — спрашивает она. — А это что, твоя девушка?

Я включаюсь в игру. Главное, чтобы она поняла, что я очень даже непрочь заняться с ней сексом, но если у нас ничего не будет, я не слишком расстроюсь. И это — чистая правда. Я давно пришел к выводу, что, если тебе не дают, то не стоит особенно напрягаться. С тем же успехом я могу просто с ней пообщаться, запечатлеть в памяти ее образ, а потом подрочить в одиночестве.

Но меня уже постепенно охватывает истома — сладкая и тягучая, как сироп, — когда мне хочется расплескаться этим самым сиропом по ее губам, и глазам, и волосам, по ее бедрам, ногам, по всему ее телу, и она будет вдыхать эту липкую сладость, и глотать, и глотать… пока не выпьет меня всего. У меня уже встало, и когда Дженнифер поднимается и идет к окну, чтобы поплотнее задернуть и занавески тоже, я это воспринимаю вполне однозначно: сейчас у нас что-то будет. Пока Дженнифер стоит ко мне спиной, я потихонечку запускаю руку себе в штаны и поправляю напрягшийся член, чтобы ему было свободнее.