Погнали

Нет. Мне надо подумать. Я прошу ее сходить посмотреть, точно ли Крисса вернулась в номер. Она отрывается от меня чуть ли не с обиженным видом, идет в ванную и выглядывает в маленькое окошко.

— Ага, вернулась.

Я говорю:

— Господи, ты такая красивая… сексуальная… но мне надо подумать. Прости меня, ладно, но мы с Криссой знаем друг друга уже давно, и нам предстоит долгий путь… вместе… и я не хочу, чтобы у нас все разладилось с самого начала. Понимаешь?

— Как скажешь. — Дженнифер снимает платье.

— Нет, нет…

Ее сосок уже у меня во рту — круглый и твердый, как шарик жевачки. Как резиновый ластик.

— Я не могу. Не могу. Я тебя очень прошу, оденься. — Я поднимаю с пола ее яркое платье и подаю ей, старательно глядя в другую сторону. Да, она очень красивая и сексуальная, но все мои мысли сейчас о Криссе, плюс к тому, я понимаю, что мое теперешнее возбуждение — это не более чем биологический рефлекс, и мне не хочется выяснить в самый последний момент, что член у меня не стоит и стоять не намерен. Я же умру со стыда — на месте.

Она и прижимается ко мне сзади всем телом и лезет рукой мне в ширинку. Я отстраняюсь.

— Нет правда, Крисса… то есть… Дженнифер…

Я просто оговорился, но это сработало.

Дженнифер вырывает у меня свое платье и одевается. Вид у нее сердитый.

Мне все-таки удается выпросить у нее парочку косяков. Я говорю: Ладно, увидимся, — прохожу к выходу и выбираюсь на улицу.

11

Вот она, Америка. Сижу в компании бомжей на бетонном бордюре, в переулке за круглосуточным магазином. Держу в руках картонный стаканчик с кофе и пытаюсь сообразить, как объясниться с Криссой: чтобы вышло убедительно. Ясный погожий денек, вкусный хороший кофе, но мне пора возвращаться в мотель, пока Крисса не начала думать всякое.

— Блядь, блядь, блядь, — бормочу я себе под нос.

Блядь, блядь, блядь: еще одно заклинание. Помню, когда я только приехал в Нью-Йорк, я постоянно твердил про себя это слово.

У меня нет ощущения, что я сделал что-то неправильно. Я — это я, и по-другому, наверное, не могу; но мне придется врать Криссе. Я себя чувствую не преступником, а потерпевшим — невинной жертвой злонамеренных обстоятельств. Но я все равно не скажу ей правду. Какой идиот станет совать в огонь руку, чтобы проверить, какой он горячий?! Жалко, конечно. Мне бы очень хотелось, чтобы я мог рассказать ей правду. Даже не знаю, что было бы более эгоистично. Наверное, я зря переспал с Дженнифер. Вот. «Переспал» — это от слова «спать». Спать и видеть сны. Может быть, это был сон. Может быть, в этом-то вся и проблема. Может быть, я лунатик. Хожу со во сне и живу во сне. Может, мне надо проснуться. Но, блядь, я — живой человек. Совершенных людей не бывает. Мы созданы несовершенными.

Сижу на солнышке на теплом бетоне. Я — как прореха в пейзаже, дырка, прожженная сигаретой. Края еще тлеют, а в центре — вообще ничего. Пустота. Ставлю кофе на асфальт, поднимаюсь на ноги и начинаю ходить кругами — вокруг звенящего ничто, неустойчивых силовых полей своих мыслей. Я — как спутник, набирающий скорость, чтобы сойти с орбиты, преодолеть притяжение пустоты и вырваться в космос. И вот меня сносит в сторону мотеля.

Заворачиваю за угол, иду по асфальту в радужных подтеках бензина, сквозь молекулы запаха, подставляя лицо теплому солнцу; автомобили с ревом проносятся мимо, и я постепенно затвердеваю и приобретаю форму — возвращаюсь к намеченной цели и своему новому образу.

В мотель я вхожу уже в виде твердого материального тела. Открываю дверь нашего номера, захожу внутрь.

Крисса лежит на полу, в луже крови.

Шучу. Она лежит на кровати, читает книжку.

— Привет, — говорит.

— Привет.

— Где ты был? Ты унес ключи.

— Да, прости. Я не нарочно. Прошелся вот по округе, выпил кофе.

— Я тоже. Поснимала немножко.

— Крисса, ты на меня не сердись, хорошо? Ну, ты знаешь, за что.

— Ты бы следил за собой.

— Чего?

— Ничего, — говорит она, может быть слишком резко.

— Пойду я в душ.

— Ну, давай.

Я разуваюсь, достаю из чемодана чистые носки и трусы и иду в душ.

Может, все не так плохо. Может, все будет хорошо. Может, на самом деле, ей вовсе не интересно, где я был и что делал, и все утрясется само собой.

Запираюсь в ванной, раздеваюсь, встаю под душ. Беру мыло, и тут — стук в дверь.

— Билли, мне тут нужно кое-что взять.

— Угу.

Выступаю из ванны одной ногой, дотягиваюсь до двери, отпираю замок и быстро — обратно. Стою под душем, за полупрозрачной занавеской, и чувствую себя таким уязвимым; мне слегка неудобно, что Крисса там злая, полностью одетая, и в то же время, мне даже приятно, что она вломилась ко мне в ванную, когда я тут голый. А вдруг она тоже — голая? Пристально вглядываюсь в ее тень за занавеской, пытаюсь понять — в одежде она или нет, — напряженно прислушиваюсь сквозь шум воды и продолжаю намыливаться, как ни в чем ни бывало. Я весь напряжен, но и возбужден тоже.

И возбуждение все нарастает.