Погода – это мы

– Нет, тебе просто нужно признать, что вернуться в начало – не значит вернуться в прежнее состояние. «Обнаружить себя» где бы то ни было – хороший знак, он подразумевает самоосознавание. Если бы ты пробежал половину марафона и вдруг всерьез задумался о том, что тебе бежать еще двадцать километров, тебе, вероятно, захотелось бы сойти с дистанции. Но разве отправная точка не находится еще дальше – там и тогда, когда ты решил пробежать марафон? И разве это решение не сопровождается целеустремленностью и некоторой долей радости? Именно поэтому люди повторяют обряд бракосочетания, чтобы вновь прикоснуться к краеугольному камню своего брака. Необходим определенный баланс, потому что есть вещи, которые нам нужно делать, даже если мы не чувствуем к этому желания – мы не можем ждать, пока наши чувства совпадут с необходимостью. Но иногда движущей силой может стать напоминание о том, почему нам изначально было так важно это сделать. В чем для тебя основополагающая истина?

– Не понял.

– Ну, мысль или фраза, на которой строится все остальное?

– Наша планета – это животноводческая ферма.

– Расскажи мне об этом.

– Так я же уже рассказал.

– Расскажи снова. Повторный рассказ не менее важен, чем самый первый.

– Мы ошибаемся насчет того, чем является наша планета, и поэтому ошибаемся в том, как ее спасти.

– Расскажи по-настоящему. Я не тороплюсь.

– Наша сосредоточенность на ископаемых видах топлива вынуждает нас представлять мировой кризис в виде дымовых труб и белых медведей. Не то чтобы эти вещи не имели значения, но в качестве эмблемы нашего кризиса они создают у нас впечатление, что наша планета – это фабрика, а к изменению климата наибольшее отношение имеют дикие животные, обитающие в отдаленных местах. Это впечатление не просто ошибочно, оно катастрофически контрпродуктивно. Нам никогда не справиться с изменением климата, никогда не спасти свой дом, пока мы не признаем, что наша планета – это животноводческая ферма. Это и есть моя отправная точка.

– Я думал, что мы не справляемся с изменением климата из-за отрицания, нет?

– Это предположение содержит в себе более злонамеренный вид отрицания, чем то отрицание, о котором в нем говорится.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи.

– Но ты уже знаешь.

– Расскажи еще раз.

– Оно отделяет тех, кто согласен с научными данными, от тех, кто не согласен.

– Но ведь эта разница и так существует?

– Существует, и нет ничего банальнее. Единственная разница, имеющая значение, – это разница между теми, кто действует, и теми, кто нет. Франкфуртер сказал Карскому: «Я не способен поверить в то, что вы мне рассказали». Но представь, если бы все было не так. Представь, если бы он сказал: «Я вам верю». Представь, если бы он пообещал сделать все, что было в его силах, чтобы помочь спасти европейских евреев: собрать группу влиятельных людей, чтобы те выслушали Карского, убедить Конгресс инициировать официальное расследование немецких зверств, использовать свой голос, чтобы сделать эти не терпящие отлагательств вопросы достоянием общественности. И так далее.

– Звучит неплохо.

– Но потом, пообещав все это и, может быть, даже получив выгоду от полученного в результате ореола праведности, он ничего не сделал. Ни групповых слушаний, ни убеждения, ни воззваний. Еще хуже, он даже отказался сражаться в тылу: объедался продуктами, которые другие получали по карточкам, разъезжал на автомобиле сколько заблагорассудится и с такой скоростью, какая ему нравилась, и его дом был единственным на всей улице, где всю ночь горел свет. Знай мы это, имело ли бы значение то, как он ответил на проведенный в 1943 году опрос с целью выяснить отношение населения к войне в Европе?