— Да вот и я подумала… не слепая, да?
Рябина встряхнулась и сжала челюсти. Маргарета объясняла вяло и немного путано: про то, как виверна задирала морду вверх, и что вместо глаз у неё были матовые чёрные провалы. И у самого Макса, пока он не отпустил связь, тоже в глазах была тьма.
Он нахмурился и автоматически сунул листик в рот. Прожевал. Вообще, Рябину можно понять: та ещё дрянь.
— И сознание у тебя так мутилось, что я думала…
— Да ерунда.
— Ты пролежал минут пятнадцать, — с сомнением возразила Маргарета. — Пока мы взлетели, пока нашли…
— Ну, голова у меня крепкая, — хмыкнул Макс, — так что забей.
Она кивнула и охотно устроилась у него на плече, а Макс задумался. Он был уверен, что Маргарета была уже где-то в воздухе, а отключило его буквально на минуту. Но теперь, прокручивая мысленно то падение, осознал, что помнит его до неприятного плохо, и что прыгнул в сторону по какому-то наитию, а не высмотрев для этого действительно подходящее место.
Неожиданное пике, чернота в глазах, задранная морда, длительная потеря сознания всадником, — всё это звучало не очень хорошо. Может быть, виверна больна? Какой-то неизвестный вирус, или сложная сочетанная травма? Надо понаблюдать за ней, подумать всерьёз. Попросить справочник или даже сообщить на базу. Но это можно потом.
Как-нибудь позже. И днём.
Вечера теперь безраздельно принадлежали Маргарете. Она прилетала после своей последней сводки, они вместе ужинали и кормили виверну. Девчонка одновременно очевидно тянулась к Максу и при этом столь же очевидно не понимала, зачем ей это понадобилось. На тычки и шутки она реагировала отстранённо, но могла то коснуться нечаянно рукой, то устроиться вот так на плече, то вцепиться в мужской локоть.
И Макс как-то решил: бесы с ним, с сексом. То есть, всё может быть, но не это главное. Мало ли на свете вредных девчонок, которые не прочь хорошо провести время, тем более с таким героическим героем? Потом, когда он вернётся в город, можно будет найти себе кого-нибудь и почувствовать себя человеком. Даже, может быть, жениться: Кристиан же смог — а у него нет по меньшей мере ноги! Словом, всякая романтическая ерунда не стоит того, чтобы особенно об этом думать.
Куда больше Максу хотелось, чтобы она рассмеялась.
— Тебе что-нибудь нужно? Со станции, или…
— У меня всё есть, — отмахнулся Макс.
Он даже постирал в ручье комбез: принюхался как-то и понял, что Маргарета действительно здорово не в себе, если соглашается сидеть с ним на одном бревне.
— Кроме головы на плечах, — проворчала девушка.
— А она не входит в комплектацию!
Маргарета оглядела его снизу вверх и цокнула языком.
Потом взялась за попону и пихнула Макса: расселся тут, посмотрите на него, а это ведь её будущая койка! На вторую ночь в лесу Маргарета свалилась из седла уже через час после отбоя и, поленившись лезть в него обратно, пристроилась у мужчины под боком.
Макс лежал, не шевелясь и дыша глубоко и медленно, и смотрел в черноту навеса. По его голове, которой нет на плечах, ходили всякие такие мысли, что — как слова из того письма — лучше бы и не извлекать на свет.
А как-то вечером Маргарета заявила:
— Я привезла лекарство.
Это был то ли пятый, то ли шестой день после падения, и Макс поморщился и лениво сообразил: суббота. Она упоминала, что по субботам в ближайшем посёлке — всего-то чуть больше часа лёту — можно было купить разных вещей, которых иначе не могло появиться на станции.
— Ромашка, я же просил ничего не…
— Ой, да кому ты нужен.
Старая Маргарета сказала бы это протяжно, с прищуром, и добавила бы что-нибудь скабрезное, а потом попыталась бы сбежать. И он ловил бы её с азартом охотника, куда-нибудь уронил и объяснил с чувством, почему шутка вышла дурная, как будто не понимал, что именно на это она и напрашивалась.
Новая Маргарета говорила тихо и ровно, без всякого выражения. И всё-таки это был отблеск чего-то знакомого, как будто бледная тень сохранила со своим прототипом портретное сходство, или будто слова хранились в её голове отдельно от смыслов.
— А я всем нужен, — ухмыльнулся Макс и потянулся. — Так что ты там притащила?
— Клубнику… Тепличная. Да не тяни ты руки, это не тебе!
Она шлёпнула его по ладоням и спрятала банку за спину. А потом присела и поднесла ягодку к мягкому носу виверны.
— Ты издеваешься? — возмутился Макс. — Ей же это на один укус!
— И что теперь? Бедная зверушка уже неделю грызёт одну берёзу! А она же болеет! Кушай солнышко, кушай зайка…
Она сюсюкалась и косилась на Макса, как будто ждала от него грязной мести. А Макс был так рад видеть в сером лице что-то знакомое, что смотрел на это святотатство — клубника! виверне! — с умилением.
Потом опомнился, конечно. И клубнику отобрал: просто поднял банку достаточно высоко, чтобы девушка не смогла достать. А щекотки Макс никогда не боялся, и Маргарета это, оказывается, помнила.
— Ты скажи лучше, — миролюбиво заговорил он, когда спорная клубника совсем кончилась, — где тут у вас можно что-нибудь посмотреть?
— Посмотреть?.. в лесу?.. ты ещё не нагляделся?
— Что-нибудь повеселее берёз.
— Ну, в посёлке баня есть.