Погоня

— Мы сделаем проще: я посмотрю медицинскую карту и… И вопрос будет закрыт прямо сегодня.

— Послушайте, господин Девяткин, есть такое понятие: медицинская тайна, — Басов завертелся на стуле еще живее. — Я не могу показывать постороннему человеку, пусть даже сыщику, врачебные записи. Надеюсь на ваше понимание.

— И напрасно надеетесь. Об этом я предупреждаю официально. А вы, кажется, именно это хотите сделать — помешать моей работе. Сейчас я свяжусь с отрядом полиции особого назначения. Попрошу силовой поддержки. Эти ребята быстро найдут карту. И еще: у меня есть приятель на телевидении. Репортаж об этом событии попадет в вечерние новости. После такой рекламы ваши клиенты уже завтра побегут отсюда как тараканы. Ну, теперь ваш ход.

— Давайте решим все мирным способом, — Басов с усилием улыбнулся. — Действительно, дело-то пустяковое. Зрение девочки…

Он подошел к столу, снял телефонную трубку и отдал распоряжения принести из регистратуры карту Инны Дробыш.

Глава седьмая

Девяткин осилил три четверти медицинской карты Инны Осиповой, заведенной около пяти лет назад. Потом выкурил сигарету и снова принялся за чтение.

За пять лет Инна трижды проходила здесь полное медицинское обследование, не выявившее патологий или серьезных болезней. Из записей врача окулиста явствует, что во время первого осмотра, у девочки было минус одна и восемь десятых единицы. Во время последующих двух посещений, в прошлом и позапрошлом году, дефекты зрения не обнаружены. Басов просмотрел записи врача окулиста и сказал:

— Такое бывает и довольно часто. В юности многие люди страдают близорукостью. Но впоследствии зрение нормализуется. Иногда для этого нужно пройти курс лечения. Иногда все происходит само. Вот и ответ на ваш вопрос. Если я непонятно объяснил, можно позвать окулиста.

Девяткин снова углубился в чтение. Попадались термины, которые он не знал, но общий смысл был понятен. Девяткин выкурил еще одну сигарету, перевернул последнюю страницу, а затем сидел, обдумывая прочитанный текст. Два года назад, когда Инне едва исполнилось четырнадцать, ее осматривал гинеколог, он сделал заключение, что девочка беременна. Была сделана операция по прерыванию беременности. Такая же операция прошла год спустя.

— Два года назад Дробыш сам привез девочку на аборт? — спросил Девяткин.

— М-м-м…

— Обещаю: Дробыш не узнает ничего.

— Я не помню всех обстоятельств той истории, — Басов хотел соврать, но не рискнул. — Он позвонил мне и сказал, что его дочь играла в любовь с одним молодым человеком. И возникла нежелательная беременность.

— А второй раз?

— В следующий раз, год назад, он не стал ничего объяснять. Помню, девочка была подавлена происходящим. Она была бледной, испуганной. Дробыш привез ее рано утром. И забрал вечером того же дня. Ну, когда все сделали. Я сам проследил, чтобы все было… Ну, чтобы все было, как надо.

— Инна что-то рассказывала о своей беременности?

— Ни слова. Она была бледная, совсем прозрачная. От еды отказывалась. Ей сделали укол, она почувствовала себя лучше. Поймите, нельзя было оставлять эту беременность. Женщина, мать, которая сама еще ребенок — это нонсенс. И все было по закону. В таких случаях, ну, когда беременеет девочка, не достигшая совершеннолетия, требуется разрешение родителей, чтобы сделать аборт. А Дробыш отец Инны, самый близкий родственник.

— Вы имели право обратиться в органы опеки и попечительства. Завели бы дело, которое имело шансы дойти до суда. И Дробыша лишили бы родительских прав.

Разволновавшись, Басов порывисто поднялся из-за письменного стола. Он расслабил узел галстука, будто ему стало трудно дышать.

— К чему вы все это говорите? Слушайте, вы же сами знаете, что ваши рассуждения — это чистая теория. В жизни все по-другому. Эти несчастные органы опеки и попечительства Дробыш просто купит. За ту мелочь, что таскает в своем бумажнике. И родительских прав его никто не лишит. А меня, если бы я только обратился в полицию или еще куда… Меня бы Дробыш просто по стенке размазал.

— Жизнь покажет, кто кого, — сказал Девяткин.

Он сказал, что заберет с собой медицинскую карту Инны, заполнил бумаги и попросил пригласить двух понятых, чтобы они подписали протокол изъятия.

* * *

Утром Дима Радченко был первым человеком, кто вошел в кабинет хозяина юридической конторы. Присев к приставному столику, Радченко открыл рот и изложил все случившееся вчерашним вечером. Полозов побледнел и отодвинул чашку с кофе. Минуту он сидел молча, будто ждал, что собеседник рассмеется и объявит, что его рассказ всего лишь шутка. Глупая, неуместная, но все-таки шутка. Но Радченко молчал. Тогда Полозов поднял трубку и попросил секретаря созвониться с клиентом и перенести переговоры на завтра. Закончив с этим, сказал: